Елизавета Петровна ощущала Павла своим сыном…
Екатерина увидела Павла только на сороковой день после родов: «Сына моего принесли в мою комнату: это было в первый раз, что я его увидела после его рождения. Я нашла его очень красивым, и его вид развеселил меня немного; но в ту самую минуту, как молитвы были кончены, императрица велела его унести и ушла».
Тем не менее положение Екатерины упрочилось, и она не преминула этим воспользоваться. Когда переехали в Зимний дворец, она демонстративно отдалилась от мужа.
«Что касается моей спальной, то я почти вовсе туда не входила, потому что она была очень холодная от окон, выходивших с двух сторон на Неву, на восток и на север; вторая причина, прогонявшая меня оттуда, была близость покоев великого князя, где днем и отчасти ночью был всегда шум приблизительно такой же, как в кордегардии; кроме того, так как он и все его окружающие много курили, то неприятные испарения и запах табаку давал себя здесь знать».
Так начался 1755 год.
С Рождества Христова до поста были только празднества при дворе и в городе: это было все еще по случаю рождения Павла, но Екатерина под предлогом болезни отказывалась от присутствия на пиршествах, балах и маскарадах.
Граф С.В. Салтыков (с портрета XVIII в.)
Наконец, уже в конце Масленицы вернулся из Швеции Сергей Салтыков.
«Во время его отсутствия великий канцлер граф Бестужев все известия, какие он получал от него, и депеши графа Панина, в то время русского посланника в Швеции, посылал мне через Владиславову, которой передавал их ее зять, старший чиновник при великом канцлере, а я их отсылала тем же путем.
Таким же образом я узнала еще, что как только Сергей Салтыков вернется, решено послать его жить в Гамбург в качестве русского посланника на место князя Александра Голицына, которого назначали в армию. Это новое распоряжение не уменьшило моего горя».
Хотя и разделена разлука Екатерины и Сергея Салтыкова с его возвращением почти пятью месяцами и многими страницами «Собственноручных записок», но почти точно повторяют испытанное Екатериной состояние, когда она «не могла и не хотела никого видеть, потому что была в горе».
Пренебрегая условностями и этикетом, пытается Екатерина организовать свидание с Сергеем Васильевичем:
«Я поговорила об этом с Владиславовой, которая согласилась на это свидание. Он должен был пройти к ней, а оттуда ко мне; я ждала его до трех часов утра, но он совсем не пришел; я смертельно волновалась по поводу того, что могло помешать ему прийти. Я узнала на следующий день, что его увлек граф Роман Воронцов в ложу франкмасонов. Он уверял, что не мог выбраться оттуда, не возбудив подозрений»…
Ситуация, когда любовник прячется от влюбленной в него венценосной женщины в заседании франкмасонской ложи, чрезвычайно пикантна. Кажется, до такого не додумались и сочинители французских романов.
Не за это ли и не любила масонов Екатерина? Чего их любить, если они так прячутся от любви…
Но, видимо, Сергей Васильевич поступил так не по своей воле, видимо, ему очень доходчиво объяснили, что дальнейшая нежная дружба с Екатериной может иметь весьма неприятные для него последствия.
Тем не менее повидаться с Екатериной Салтыкову пришлось. И непонятно, то ли по указанию франкмасонов он действовал, то ли отвертеться от претензий великой княгини оказалось совсем не так просто, как он думал.
«Правду сказать, я этим была очень оскорблена… – пишет Екатерина II в “Собственноручных записках”, – я написала ему письмо, в котором горько жаловалась на его поступок. Он мне ответил и пришел ко мне; ему нетрудно было меня успокоить, потому что я была к тому очень расположена. Он меня убедил показаться в обществе. Я последовала его совету»…
Когда Сергею Васильевичу столь блистательно удалось исполнить поручение, ни у кого уже не осталось сомнения, что ему суждена большая дипломатическая карьера.
Сразу после исцеления великой княгини Сергея Салтыкова направляют в Гамбург, теперь уже в качестве посланника. По дороге туда Сергей Васильевич с необыкновенной любезностью был принят в Цербсте. После Гамбурга Сергея Васильевича послали полномочным министром в Париж.
Этой блистательной карьере Сергей Васильевич, конечно же, во многом обязан добровольным самоудалением от великой княгини. Впрочем, этой же осторожности обязан он и прекращением своей карьеры…
Еще во времена пребывания Сергея Васильевича в Гамбурге Екатерина II узнала, что «поведение Сергея Салтыкова было очень нескромно и в Швеции, и в Дрездене; и в той, и в другой стране он, кроме того, ухаживал за всеми женщинами, которых встречал. Сначала я не хотела ничему верить, но под конец я слышала, как об этом со всех сторон говорили, так что даже друзьям его не удалось его оправдать».
Эту измену Екатерина II своему любовнику не простила.
Когда уже в ее царствование он наделал в Париже долгов, его перевели в Регенсбург. И напрасно теперь хлопотали за него влиятельные родственники. Екатерина II была непреклонна. Когда Панин предложил перевести Салтыкова посланником в Дрезден, она собственноручно начертала на прошении: «Разве он еще недовольно шалости наделал?»
Это последнее известное историкам упоминание о Сергее Васильевиче Салтыкове.
И не очень-то понятно, о каких шалостях, провожая его с арены истории, говорила императрица Екатерина II. То ли парижские долги Салтыкова имела она в виду, то ли попытку его укрыться от нее в ложе франкмасонов, то ли романы Салтыкова в Швеции, когда сама Екатерина жила лишь любовью к нему.
Или, может быть, она называла шалостью участие Салтыкова в произведении Павла Петровича?
Если это так, то шалость действительно получилась отменная.
Ведь тогда Сергея Васильевича Салтыкова надобно считать основателем новой, сменившей Романовых, династии русских императоров…
Заметим напоследок, что едва только воспитатель Павла Никита Иванович Панин начинает хлопотать за Салтыкова, так сразу и исчезает Салтыков.
Остается дом Сергея Васильевича Салтыкова в Москве на углу Большой Дмитровки и переулка, называемого Салтыковским, остается жена его, Матрена Павловна (внучатая племянница Анны Монс), которая делает богатые вклады в Успенский собор, только самого хозяина дома, супруга, нет нигде.
То ли не успел он на этот раз спрятаться у франкмасонов, то ли наоборот – так спрятался, что и никаких концов не осталось…
4
Силы воли Екатерине было не занимать.
Как только удается разобраться со своими чувствами к Сергею Васильевичу Салтыкову, Салтыков перестает существовать для нее.
10 февраля 1755 года, в день рождения великого князя, она решила показаться свету: «Я заказала себе для этого дня великолепное платье из голубого бархата, вышитое золотом. Так как в своем одиночестве я много и много размышляла, то я решила дать почувствовать тем, которые мне причинили столько различных огорчений, что от меня зависело, чтобы меня не оскорбляли безнаказанно, и что дурными поступками не приобретешь ни моей привязанности, ни моего одобрения».
