Вот этот духовник и исповедовал «умирающую» великую княгиню.
Плача от горя, открылась она отцу Федору, что совершила великое прегрешение перед императрицей Елизаветой Петровной.
Хотя ей и запрещено было вмешиваться в политические дела, но она писала Апраксину, не в силах сдержать своего огорчения, когда он начал отступать после победы, одержанной при Гросс-Егерсдорфе! Она – грешна, грешна, отец Федор! – побуждала фельдмаршала наступать на Кенигсберг, чтобы этот символ германского могущества оказался под властью матушки Елизаветы Петровны…
– Грешна, святой отец! – каялась «умирающая» Екатерина. – Муж поручил мне заниматься управлением голштинскими делами, и я входила в переписку с голштинским чиновником Штамбке, и не знаю, простит ли мне это Бог, но я советовалась с канцлером Бестужевым, как правильнее поступить в том или другом случае! Нет мне прощения, святой отец, что я тем самым дерзко нарушила повеление моей благодетельницы императрицы Елизаветы Петровны, самонадеянно дерзнула переступить ее установления!
Каялась Екатерина и в том, что дерзала противоречить мужу, когда его слова казались ей неразумными… А что ж из того, что его распоряжения были нелепы? Как учит Господь, она, Екатерина, должна была терпеливо сносить все эти безумства и самоуправства, а она противоречила мужу…
Исповедовав «умирающую» великую княгиню, Ф.Я. Дубянский, как ему и было приказано, отправился к императрице доложить о сведениях, полученных в ходе исповеди…
17 мая 1722 года Петр I издал указ об отмене тайны исповеди.
Петра наша история назвала Великим.
Екатерина II у нас – тоже Великая.
И не с того ли и начало прибывать ее величие, что великое зло, которое совершил Петр I, Екатерина II обратила на великую пользу себе.
Императрица Елизавета Петровна, хотя и сводила все смертные грехи к проблеме своевременного возврата долгов, пусть и по-протестантски, но вполне искренне верила в Бога. И она и предположить не могла, что исповедь перед священником, а значит, и перед Богом, можно использовать для лжи, даже если этот священник и стукач.
Усомниться в искренности исповеди Екатерины «дщери Петровой» мешала и вера в непревзойденную мудрость отца. Коли Петр I придумал превратить исповедь в инструмент политического сыска, то, значит, этот инструмент обязан был работать, к кому бы ни применять его.
Елизавета поверила в искренность исповеди невестки.
13 апреля 1758 года состоялось свидание императрицы с великой княгиней. Проходило оно в присутствии прячущихся за ширмами великого князя и Шуваловых.
Тучи императорского неудовольствия над головой Екатерины не разошлись до конца, но молнии поразили других.
«Дело Бестужева и Апраксина (1757–1758 гг.) показало Елизавете, как велико было при дворе значение великой княгини Екатерины, – пишет С.Ф. Платонов. – Бестужева обвиняли в излишнем почтении перед Екатериной. Апраксин был постоянно под влиянием ее писем. Падение Бестужева было обусловлено его близостью к Екатерине, и самое Екатерину постигла в ту минуту опала императрицы. Она боялась, что ее вышлют из России, и с замечательной ловкостью достигла примирения с Елизаветой. Она стала просить у Елизаветы аудиенции, чтобы выяснить ей дело. И Екатерине была дана эта аудиенция ночью. Во время беседы Екатерины с Елизаветой за ширмами в той же комнате тайно были муж Екатерины Петр и Иван Ив. Шувалов, и Екатерина догадалась об этом. Беседа имела для нее решающее значение. При Елизавете Екатерина стала утверждать, что она ни в чем не виновата, и, чтобы доказать, что ничего не хочет, просила императрицу, чтобы ее отпустили в Германию. Она просила об этом, будучи уверена, что поступят как раз наоборот. Результатом аудиенции было то, что Екатерина осталась в России, хотя была окружена надзором. Теперь ей приходилось вести игру уже без союзников и помощников, но она продолжала ее вести еще с большей энергией».
Завершая сюжет об антирусском заговоре и участии в нем Екатерины, скажем, что Екатерина II, став императрицей, косвенно сама признала участие в заговоре. Она вызвала из ссылки Бестужева и обнародовала манифест о возвращении ему всех прежних достоинств и «непорицании его за состояние под судом и наказанием». Бестужеву была назначена в награду за то, что он не выдал на следствии Екатерину, ежегодная пенсия в 20 тысяч рублей
[149].
Вдове Апраксина тоже было назначено значительное денежное содержание.
И.П. Елагина Екатерина назначила кабинет-секретарем…
В.Е. Адодурова – председателем Мануфактур-коллегии и куратором университета…
Впрочем, это случится потом, когда Екатерина II станет императрицей…
8
Шаг за шагом происходило отступление Романовых от православия…
Можно спорить, мог ли принять инок Филарет митрополичий сан из рук Лжедмитрия, зная, что этот царь – его бывший холоп Григорий Отрепьев. Можно спорить, имел ли право Филарет называть себя патриархом, когда его возвел в этот сан Тушинский вор – еврей Богданко…
Как бы то ни было, но совершенно ясно, что, если бы Филарет проявил большую осторожность, его внук, царь Алексей Михайлович, не посмел бы позволить объявить обряды Русской Православной Церкви не вполне православными.
И опять-таки можно спорить о размерах национальной катастрофы, которую вызвал церковный раскол, но очевидно, что, если бы его не было, Петр I не посмел бы в ответ на просьбу о восстановлении патриаршества выхватить кортик перед собранием иерархов и крикнуть:
«Вот вам булатный патриарх!», не посмел бы обязать священников под угрозой истязаний доносить на своих духовных детей…
Можно согласиться, что далеко не все священники Русской Православной Церкви, подобно Федору Яковлевичу Дубянскому, превратились тогда в стукачей, но совершенно очевидно, что нелепое положение, в которое были поставлена указом Петра I Русская Церковь, и определило презрение Екатерины II ко всем ее таинствам.
Мы видели, чтобы выпутаться из неприятной истории, Екатерина использовала наложенные на священников Петром I обязательства. И стоит ли удивляться, что она сама же и презирала их за это?
Забегая вперед, скажем, что Екатерина II сохранила свое презрение к обрядам Русской Православной Церкви и в дальнейшем и это презрение и позволило ей провести секуляризацию церковных земель, которую начинали и которую так и не могли решиться довести до конца предшествовавшие ей императоры.
Вспомните, что после смерти Петра I Екатерина I поручила наблюдать за употреблением собираемых с церковных земель доходов Коллегии экономии.
Анна Иоанновна изъяла их из духовного ведомства и превратила Коллегию экономии в прежний Монастырский приказ.
