Если своего сына Павла императрица не любила, то внука полюбила безмерно.
Или сделала вид, что полюбила… Впрочем, для Екатерины II это было, как мы уже говорили, одно и то же. Она слишком хорошо умела делать вид, будто чувствует то, что и должно, что положено чувствовать, и сама, наверное, не всегда различала, притворяется или нет…
Занимая сыновний престол, прилично было изображать любящую и заботливую бабушку будущего наследника.
С этой задачей Екатерина II справлялась превосходно. Не было ни одной мелочи быта, в которую бы ни вникала она. Посреди важных государственных дел императрица находила время собственноручно составить «Наставление касательно здравия и сохранения оного».
Не это ли «Наставление» и имел ввиду Г.Р. Державин, когда в оде «На рождение в севере порфирородного отрока» писал:
Гении к нему слетали
В светлом облаке с небес;
Каждый Гений с колыбели
Дар рожденному принес…
Хотя, конечно, согласно «Наставлению касательно здравия и сохранения оного», колыбели у «порфирородного отрока» не было, и няня, англичанка Прасковья Ивановна Гесслер, должна была следить, чтобы температура в его покоях не поднималась выше 15 градусов.
Но наставления, касательно сохранения здравия, Екатерине II показалось мало, и она тут же пишет второе – «касательно продолжения и подкрепления умонаклонения к добру», затем третье и четвертое…
Всего Екатерина II написала семь таких наставлений.
Все они сразу переводились и распространялись в Европе, чтобы всему свету было известно, какая замечательная и заботливая бабушка у будущего русского императора.
Сейчас уже трудно определить, что – искренняя забота о внуке или желание произвести благоприятное впечатление на европейские дворы – двигало Екатериной II.
Сами наставления производят весьма странное впечатление…
Это какая-то нелепая смесь очень верных и точных наблюдений дочери прусского коменданта и пустого, напыщенного резонерства: «Детские игры не суть игры, но прилежное упражнение детей…», «Дети не любят быть праздными…», «От младенчества надлежит хотение детей подчинять здравому рассудку и справедливости».
Однако Екатерина II и не была бы Екатериной Великой, если бы писала наставления только ради хорошего впечатления и приличий.
Нет! Стержневая идея, которой должна была подчиняться вся система воспитания, сформулирована предельно точно и без всяких околичностей:
«Да будет то, что Бабушка приказала непрекословно исполнено; что запретила, того отнюдь не делать, и чтоб им казалось столь же трудно то нарушить, как переменить погоду по их хотению…» В детстве Александра I, в последней четверти XVIII века, словно провозвестники грядущей эпохи машин и механизмов, начали появляться самые разнообразные заводные игрушки.
Кукла-модница смотрелась в зеркало, и сама расчесывала волосы… Куклы-солдаты маршировали по столу, производя все воинские артикулы… Заводной барабанщик отбивал ритм настоящего марша…
Появились тогда и «говорящие книги»: потянешь за веревочку – и заблеет коза, замычит корова, захрюкают свиньи… Появились стульчики с музыкой – садишься, и начинает играть музыка!
Игрушки эти были дорогими, и Екатерина II – вот она, рачительность дочери небогатого прусского коменданта! – указывала в своем наставлении:
«Полезно будет детям вдруг не давать более одной вещи, и когда захотят иметь другую, тогда отбирать первую».
Сие указание императрицы строго исполнялось генеральшей Софьей Ивановной Бенкендорф, присматривающей за наследником.
Екатерина II была довольна.
«Он делает, что хочет, но у него отнимают куклу, если он с ней дурно обращается», – удовлетворенно отмечала она.
Правила обращения с игрушками, сформулированные Екатериной II, наверное, были неплохи, поскольку приучали ребенка беречь вещи. Однако напомним, что Александру I было всего два года и он не мог понять, почему строгая госпожа Бенкендорф отбирает у него игрушки, когда ему хочется поставить их рядом; не понимал, отчего она навсегда уносит из детской заводного барабанщика – ведь так и не удалось проверить, сможет ли этот бравый солдат отстукивать марш, лежа на спине…
Но добиваться отмены распоряжения было столь же трудно, как переменить погоду по своему хотению. Еще бессмысленней было плакать. Госпожа Бенкендорф оказывалась тут совсем неумолимой, ибо эта неумолимость тоже была санкционирована мудрой Бабушкой:
– Буде чего будут просить со слезами или с упрямством, то запрещать им давать!
И вот уже к четырем годам Александр полностью разлюбил игрушки. Это заметила и сама Екатерина.
«Он не любит играть с теми, кто знает меньше его! – то ли хвастается, то ли жалуется она в письмах Гримму. – Игрушки уже не забавляют господина Александра, столярное искусство заменило игрушки».
И все же, как нам кажется, удивление ее было наигранным.
Этого ведь и добивалась расчетливая и сама в детстве не любившая кукол Екатерина II.
Ведь это в ее наказах было начертано:
«Детские игры не суть игры, но прилежное упражнение детей»…
«После семи лет, буде захотят новых игрушек, то пускай сами сделают или помогают делать»…
Так и случилось, как было задумано. Другое дело, что произошло это не естественным, а насильственным путем. Не Александр I разлюбил игрушки, а его заставили разлюбить их.
Разумеется, нелепо было бы упрекать Екатерину II в какой-то жестокости по отношению к внуку. Ее борьба с его младенчеством преследовала другую, куда более важную цель.
Больше всего не хотела Екатерина II, чтобы русский престол достался Павлу. Мы уже говорили, что она даже предпринимала определенные шаги, чтобы в обход сына передать престол внуку. И может быть, бессознательно, но она как бы торопила Александра поскорее взрослеть!
«Не оставлять Их Высочеств никогда в праздности. Буде не играют и не учатся, тогда начать с ними какой ни есть разговор, сходственный их летам и понятию, через который получили бы умножение знаний».
В пять лет у великого князя Александра начинают появляться игрушки, явно рассчитанные на более старший возраст.
Великие князья Александр и Константин Павловичи. Гравюра конца XVIII в.
«Прошу вас, – пишет Екатерина II в Германию, – купите для господина Александра карманную книгопечатную машину; надо так же, чтобы были буквы и несколько дюжин дощечек для печатания картинок. Это будет славное угощение для господина Александра, который и без того все рыскает по фабрикам, где только об оных прослышит».