Плакал государь, челобитие это читая. Всем сердцем, всей душою своей доброю милостивым хотел к богомольцам быть, да куда там… Антиохийский патриарх Макарий строгую грамоту с дороги прислал. Писал, что в России, как он заметил, много раскольников и противников не только между невеждами, но и среди священников.
«Вели их смирять и крепким наказанием наказывать!» – внушал патриарх.
Как ослушаться святейшего?
Уже не скажешь сейчас, что самозванец это говорит. Сам ведь Алексей Михайлович и хлопотал, столько денег потратив, чтобы на кафедре восстановить. Теперь чего же, теперь слушаться надо! Велик государь, вся сила у него, все державное веление, но что сила тут? Лучше слезами, усердием и низостью пред Богом помысел чинить, чем силой и славой!
Вот ведь заварили кашу учителя вселенские, теперь и за сто лет не расхлебать будет!
И что поделаешь? Покориться надо… Плакал Алексей Михайлович, заливался слезами, войско на осаду Соловецкого монастыря снаряжая.
На севере – соловецкие монахи, на юге – Разин, вся Русь между Богом и дьяволом…
Что делать?
Слухи по Москве ходили, будто у Степана Разина в ватаге, что по Волге подымается, два струга идут черных. На одном – мертвый царевич Алексей плывет, на другом – патриарх Никон, который в Ферапонтовом монастыре под замком сидит.
«Если неразумная запретительная клятва восточных патриархов осуждением русского Первосвятителя, наложенная на весь русский народ, не снимется, добра ждать нечего», – писал Никон царю Алексею Михайловичу из Ферапонтова.
«Царь-государь! – писал из Пустозерска Алексею Михайловичу другой узник, Аввакум. – Из темницы, яко из гроба, тебе глаголю: помилуй единородную душу свою и вниди паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси и преже бывшими тебя благочестивыми цари, родители твои и прародители!»
И добра хотелось государю, и душу свою помиловать тоже хотелось.
Но рыхлым, совсем рыхлым было тело.
Гасло в нем все. Разина страшно было. Макария страшно. Смерти тоже боялся теперь Алексей Михайлович…
2
Впрочем, помирать Алексей Михайлович не спешил.
Когда страшно становилось, шел к ближнему боярину своему – начальнику московских стрельцов Артамону Сергеевичу Матвееву.
У него спокойно было…
Артамон Сергеевич на шотландке Гамильтон женат был, и в доме у него – вроде как и не в России терем стоял! – русских тревог не слышали.
И хозяйка дома Евдокия Григорьевна хоть и с акцентом по-русски говорила, но очень Алексею Михайловичу нравилась. С племянницей Матвеева – Натальей Кирилловной Нарышкиной вдвоем государя от тревог развлекали.
На Наталье Кирилловне и решил жениться Алексей Михайлович…
Но женился он, как и положено государю.
По обычаю!
Тогда на Руси царицею могла, по обычаю, стать любая девушка. Если, конечно, красотой уродилась. Если здоровье доброе. Если разум имеет. Если счастье ей государевыми очами улыбнется…
И повезли, повезли на смотр девушек.
Из Владимира везли и из Рязани. Из Новгорода и из Костромы. Вначале близкие царю бояре девиц смотрели, потом самому царю показывали. Которой отдаст государь платочек с колечком, той и быть невестой царя.
Всем девицам, которые были в приезде для выбору, роспись делалась…
Иевлева дочь Голохвастова Оксинья…
Смирнова дочь Демского Марфа…
Васильева дочь Векентьева Каптелина, живет у головы московских стрельцов у Ивана Жидовинова…
Анна Кобылина, живет у головы московских стрельцов у Ивана Мещеринова…
Марфа Апрелева, живет у головы московских стрельцов у Юрья Лутохина…
Львова дочь Ляпунова Овдотья…
Князя Григорьева дочь Долгорукого княжна Анна…
Печатника Алмаза Ивановича внуки Анна да Настасья…
Тимофеева дочь Дубровского Анна…
Княж Михайловы дочери Гагарина, княжна Анна, княжна Марфа…
Матвеева дочь Мусина-Пушкина Парасковья…
Андреева дочь Дашкова…
Соломонида Редрикова…
Алексеева дочь Еропкина Настасья…
Елизарьевы дочери Уварова Домна да Авдотья…
Истопничева Иванова дочь Протопопова Федора…
Романовы дочери Бунина Ольга да Авдотья…
Кириллова дочь Нарышкина Наталья…
Андреева дочь Незнанова Дарья…
Из Великого Новгорода Никитина дочь Овцына Анна…
Петрова дочь Полтева Дарья из Суздаля…
Васильева дочь Апраксина Марья с Костромы…
Назарьева дочь Колемина Оксинья с Рязани…
Елисеева дочь Житова Овдотья…
Нестерова дочь Языкова Хомякова
Марья из Владимира, живет у пушного клюшника у Михаила Михачева…
Петра дочь Скобелицына Офимья из Новгорода…
Из Вознесенского девича монастыря Иванова дочь Беляева Овдотья. Привез дядя ее родной Иван Шехирев да бабка ея Ивановская посестрия Егакова старица Ироида.
Артемьева дочь Линева Овдотья…
Шестьдесят девять отборнейших красавиц в кремлевских сенях уложили спать, и по ночам бродил государь в сопровождении «немца-дохтура», осматривая спящих девиц. Выбранная им Наталья Кирилловна тоже здесь была, но про то Алексей Михайлович и «немцу-дохтуру» ничего не сказывал. Полгода государь девиц смотрел… Полгода в кремлевских сенях спали Марьи, Натальи, Дарьи, Агафьи, Оксиньи, Анны, Марфы, Татьяны, Парасковьи, Василисы, Настасьи…
Одна другой краше!
Но в царицы государь выбрал, как заранее решено было, Кириллову дочь Нарышкину Наталью, воспитанницу Артамона Матвеева.
Скоро после свадьбы Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной поймали-таки и Стеньку Разина.
2 июня 1671 года ударили колокола на московских церквах. Это в городские ворота въехала запряженная тройкой лошадей необычная повозка.
На повозке виселица стояла. В виселице – прикованный руками к столбам, казак с кудрявой бородой.
Сзади повозки, прикованный цепью, спотыкаясь, брел другой казачок.
Это и были знаменитый атаман Степан Разин и его брат Фрол.
Однако еще четыре дня оставалось жить Степану Разину.
Четыре дня то на дыбу Степана поднимали, то огнем испытывали, то кнутом секли.
Допросы боярин князь Долгорукий снимал. Иногда и сам Алексей Михайлович в застенок наведывался.
Про шубу, которая столько шуму на Волге наделала, которую астраханский воевода Прозоровский отнял у вернувшегося из Персии Разина, спрашивали…
