А те являлись регулярно, как на работу, – бомбили и бомбили.
Ни одного целого нефтеперерабатывающего завода не оставили, пожары в Плоешти вообще стали особой приметой.
Потери, что интересно, были невелики – до первых дней августа, когда истребителей прикрытия стало тупо не хватать, а перебрасывать дополнительные машины из Одессы Октябрьский постеснялся – одесситам и самим они были нужны, немцы с румынами подступали к городу у моря все ближе.
Комфлота выглянул в окно. Чуют румыны – опять власть меняется, вот только «куды бечь?»
Заглянул Елисеев:
– Вызывали, товарищ командующий?
– Заходи. Что нового?
Начштаба прошел к карте.
– Немцы заняли Мэчин и высадились в Тульче. Части 2-го ПМП мы отвели к Бабадагу. Лидеры «Ташкент» и «Москва» находятся в Сулине, и я прошу вашего разрешения вывести их оттуда.
– Как Дунайская флотилия?
– Большие потери, товарищ командующий. Монитор «Ударный» и два трофейных прорвались в Килийское гирло. С ними ушли четыре бронекатера и судно «Советская Буковина». Много раненых, товарищ командующий. Контр-адмирал Абрамов тоже ранен, но легко.
Октябрьский кивнул:
– Дунайцев переводите в Одессу. «Ташкент» и «Москва» будут сопровождать.
– Сделаем, товарищ командующий.
– Хыршова?
– Занята немцами. Танковые колонны продвигаются к Констанце. Все штурмовики, какие есть, мы бросили туда. И тоже проблема с прикрытием – истребителей катастрофически не хватает.
– Знаю, знаю… – нахмурился Филипп. – Я уже разговаривал с Русаковым. Обещает подогнать эскадрилью «мигарей» уже этим вечером, но это последний резерв. Чернаводэ?
– На этом направлении мы пока удерживаем оборону, товарищ командующий. Здорово помогают зенитчики, работают «пятьдесят на пятьдесят» – половина орудий отбивает авианалеты, а другая половина бьет по танкам. Там у них ДШК и 76-миллиметровые зенитки. Шесть подбитых танков.
– Молодцы. Вот что, Иван Дмитриевич, ни одним оборонцам приказа стоять насмерть я не отдам. Тут не наша земля, за которую стоило бы кровь проливать. Главное мы сделали, оттянули часть сил немцев да поколошматили их. Что надо сделать? Надо продержаться, сколько сможем. Будем отступать до самой Констанцы, откуда организованно эвакуируемся в Одессу.
– Именно в Одессу?
– Да, Иван Дмитриевич, – вздохнул Филипп, – там следующий бой. И Одесса – как раз наша!
* * *
8 августа начальник гарнизона Одессы объявил в городе режим осадного положения. Город защищали Приморская армия и крейсера Черноморского флота – «Красный Кавказ», «Красный Крым», «Червона Украина», «Коминтерн».
Прорвав советскую оборону на реке Днестр, 4-я румынская армия и 11-я немецкая захватили Вознесенск и вышли к Днестровскому лиману.
В распоряжении Приморской армии оставалось более трехсот полевых и противотанковых орудий, еще тридцатью пятью орудиями береговой обороны обладала Одесская военно-морская база.
Вплоть до 13 августа бойцы-приморцы удерживали рубеж Березовка – Раздельная – Кучурганский лиман.
В тот же день решением Ставки Верховного Главнокомандования был создан Одесский оборонительный район. Командующим ООР с непосредственным подчинением Октябрьскому назначили командира Одесской ВМБ контр-адмирала Жукова, имевшего опыт боев еще по Испании.
* * *
10 августа звуки канонады доносились до любого квартала Констанцы. Рубеж обороны постоянно сокращался, и его защитники отбывали в порт, где поднимались на борт «Эльпидифоров» и транспортов. И отбывали к новому месту службы…
Октябрьский приехал в порт к двенадцати. Как раз швартовался транспорт «Армения», а на причале собрались части 2-го ПМП.
Кулаков затеял короткий митинг и упросил комфлота сказать речь. Октябрьский пожал плечами и взошел на «катушку» из-под кабеля как на сцену.
– Товарищи бойцы! – сказал он, и морпехи затихли. – Когда мы захватили этот вражеский берег, то доказали, что советские армия и флот умеют воевать! Нам не нужна эта земля, но кровь наших краснофлотцев и красноармейцев пролита не зря – мы оттянули на себя несколько немецких дивизий, румынские я не считаю, – по толпе прошел сдержанный смех, – и тем самым облегчили жизнь нашим товарищам, воюющим на Южном и Юго-Западном фронтах. Мы били фашистов на чужой земле, чтобы уберечь от поругания свою собственную! А теперь будем защищать Одессу! Будем бить по фрицам и милошам из главного калибра, будем гнать их и гробить! – оглянувшись на пирс, где уже отшвартовалась «Армения», Филипп закончил: – Все на борт!
Морпехи, громко и оживленно переговариваясь, повалили на посадку.
– Хорошо сказал! – одобрил Кулаков. – Коротко, по-военному. И в точку!
– Я старался, – скромно сказал Октябрьский.
* * *
Филипп последним покинул Констанцу. Еще звено «ДБ-3Ф» пролетало за окраиной, бомбя немецкие колонны, потом самолеты сделали круг над портом и взяли курс на восток. Только одиночный «МиГ-3» вился в вышине, работая за корректировщика.
Комфлота поднялся на мостик «Парижской коммуны», и тут же злобно взревел ревун. Две башни главного калибра развернулись к западу и дали залп.
Ахнуло так, что мусор, разбросанные бумаги на пристани снесло ударной волной. В портовых зданиях посыпались стекла.
Октябрьский поглядел на рейд. Три последних транспорта – «Украина», «Ногин» и «Коммунист» – покидали Констанцу.
Канониры, получив поправки с «мигаря», выдали второй залп.
– Накрытие цели!
Филипп обернулся к командиру линкора:
– Уходим, Федор Иванович.
Кравченко кивнул и стал раздавать приказания. Огромное стальное тело корабля плавно двинулось к морю. Уже покинув порт, «Парижская коммуна» ударила изо всех орудий главного калибра.
Крейсера «Ворошилов» и «Молотов», маячившие подальности, добавили своих снарядов – для немцев не жалко…
* * *
…Когда Штрахвиц, командир 1-го батальона 2-го полка 16-й танковой дивизии, выглянул из люка своей «четверки», то увидел русские корабли далеко в море.
– Шайссе! – выругался Гиацинт Штрахвиц фон Грос-Цаухе, прозванный «танковым графом».
Сбоку подкатил танк Зигфрида Цимссена. Зигги торчал в люке, наушники обжимали его мятую фуражку.
– Ваше сиятельство! – заорал он. – Не ругайтесь. С линкором нам все равно не справиться! Лучше выпейте со мной!
– Шнапс небось? – проворчал граф.
– Обижаете! «Мартель» пятилетней выдержки!
Цимссен легко выбрался на броню и угостил камрада коньяком. Отхлебнув из фляжки, Штрахвиц задумчиво поглядел на уходившие русские корабли.
