– Я опять повторяю, – вступил Октябрьский, – чем короче линия фронта, чем меньше удерживаемая территория, тем ближе враг к Одессе. Сначала немецкая и румынская артиллерия лупит по пригородам, потом по одесским окраинам, а после и центр города, и порт – все под обстрелом. А если пушки противника будут бить по транспортам, блокада станет полной – без подвоза морем продовольствия и боеприпасов Одессу не удержать. В принципе, для немцев Одесса не стратегическая цель, как для румын, а всего лишь большая помеха. Перед 4-й румынской армией немцы поставили задачу прикрыть с правого фланга наступление их 11-й армии на Крым. Вот и вся цель – фланговое обеспечение. Не получится у румын взять Одессу, немцы не шибко расстроятся, лишь бы блокировать город у моря. Поэтому я не жду от гитлеровцев большого внимания к Одессе – подкреплений румыны не получат однозначно, а немцы займутся нами напоследок, когда займут Москву и Кавказ. Только вот этого не случится никогда!
– Да и не обеспокоятся немцы нашими контратаками, – вставил Софронов, – мы для них слишком незначительная угроза. Если все пойдет по плану, мы всего лишь расширим зону блокады.
– Все правильно, – согласился Жуков. – К тому же следует учитывать и моральный фактор – когда войска переходят в наступление, это резко поднимает дух. Тут уж никакому пораженчеству места нет!
Трое командиров неспешно прохаживались вдоль берега лимана.
Подготовка в войсках шла, «ТБ-3» готовились к вылетам, копились силы в направлении главного удара. У командования оставался еще час-другой, чтобы отвлечься от штабной сутолоки и просто подышать свежим воздухом.
Это была маленькая переменка между уроками войны, где оценки выставлялись кровью и потом.
Филипп заинтересовался склоном одной из балок, выходившей к берегу лимана. Обрывчик был невысок, метров пять-шесть от силы, но между тощими слоями земли прорывались пласты белого камня. Кое-где в пластах чернели пещеры.
Или то были не пещеры? Уж больно аккуратные зияния…
Выстрелы прозвучали неожиданно – трижды вразнобой хлопнули винтовки, затем сухо закашлял «Шмайссер».
Шестеро краснофлотцев, сопровождавших «товарищей командиров», мигом залегли. Как краем глаза заметил Октябрьский, двое из них не бросились на землю, а попросту упали, убитыми или ранеными.
– Отходим к балке! – крикнул Филипп, доставая табельный «ТТ» и жалея, что не захватил с собой что-нибудь посущественней пистолета. – Семен!
Матрос пополз на зов, пулей ему сдернуло бескозырку.
– Там их человек двадцать! – возбужденно доложил он, прячась за большим камнем. – Немцы с румынами напополам, и все в форме десантников ихних, я таких видал уже!
– Видимо, мы их спугнули, – предположил Софронов, держа в руке наган. – Ранили кого?
– Мишку убило, – нахмурился Семен, – то есть краснофлотца Лоскутова.
– Отходим.
– Надо кого-то послать к нашим, за подмогой.
– А Рыжий уже побёг… Краснофлотец Рыжиков то есть.
– Отходим, – повторил Филипп. – И бережем патроны.
Вражеский десант наступал быстро и грамотно – пока один или двое строчили из ручников MG-34, не давая нашим головы поднять, остальные бегом меняли позицию, залегая уже метров на десять ближе, обкладывая краснофлотцев по дуге, замыкая балку.
– Туда! – натужно крикнул Софронов, лежа вытягивая руку в сторону квадратного зияния в каменистом обрыве. – Укроемся в катакомбах!
Так вот что он видел, дошло до Филиппа, когда он по-пластунски добирался до черневшего входа в подземелье. Точно не пещера…
Следом подполз Семен, волоча за собой немецкий пулемет – не бросать же.
– Прикрывай!
– Есть, товарищ командующий!
Пока краснофлотец садил короткими экономными очередями, командиры и их «телохраны» добрались до катакомб и проникли внутрь.
Внутри было сухо и прохладно. Близкий потолок нависал, угнетая сознание скученной массой. Разумом Филипп понимал, что он не рухнет, раз уж устоял за последние лет сто, но чувства просто кричали: опасность!
Снаружи доносились крики на румынском и раздраженные команды на немецком. Семен пролез в подземелье и выдал очередь наружу.
– Товарищ командующий! – воскликнул краснофлотец, Алексей, кажется. – Глядите!
С полки-щели в известняковой стене он достал пару новеньких немецких электрофонарей. Рядом, упакованные в промасленную бумагу, лежали запасные батареи.
– Понятно, – сказал Софронов, – десант именно сюда и шел, в катакомбы. Видать, где-то здесь у них схрон. Еще бы! Отсюда можно спокойно до Одессы добраться! Я знаю, ходы тянутся и под Новоаркадиевской
[20], и на Молдаванке… Да везде!
– «Спокойно»! – фыркнул Жуков. – Да тут, знаешь, какой лабиринт? Ни у кого до сих пор не то что карты, а хотя бы заметок о ходах нет!
– Ладно, – прервал спор Филипп и взял в левую руку фонарь. – Забираем «подарки», и вперед. И бдим! Немцев тут и ждать могли, местные предатели или те, кого раньше заслали. Вперед!
По коридору, вырубленному, вернее, выпиленному в каменной толще, краснофлотцы вышли на перекресток, куда сходились сразу три узкие галереи со сводчатыми потолками. В одной из них сохранились ржавые и мелкие, словно игрушечные, рельсы. Наверное, по ним перегоняли тележки с нарезанными блоками ракушечника – вся старая Одесса построена из этого желтоватого камня, не шибко твердого, хорошо хранившего тепло.
– Отсюда даже собака не выведет, – послышался гулкий голос Жукова, – если только она здесь не родилась. Раньше тут в основном бандиты прятались да контрабандисты. И жандармы их ловили, и милиция, а все без толку.
– Длинные ходы тут, – подал голос Семен, замыкавший цепочку.
На пару с Алексеем он вел раненого товарища.
– Длинные! – фыркнул Софронов. – А ну-ка, краснофлотец, угадай, на сколько километров одесские катакомбы тянутся?
– На двадцать?
– Двадцать! Ха!
– А чего? На сто, что ли?
– А три тысячи не хочешь?
– Три тысячи километров? – не поверил Филипп.
– А вот представьте себе! Тут еще древние греки штольни били, погреба делали, чтобы вина местные хранить. Может, кто и древней отметился…
– Здесь на стене что-то написано, – прервал его Жуков, направляя луч фонаря на гладкий каменный бок.
Надпись, похоже, была выцарапана сначала, а потом замазана углем:
Ни клада, ни счастья вы здесь не найдете,
Хоть лбом пробивайте стену за стеной.
Налево пойдете, направо пойдете —
Вы встретитесь только с ночной темнотой…
И подпись: О.Т.С.
