«Бессарабию» строили еще в Австро-Венгрии, двадцать пять лет тому назад и толк в броненосцах знали…
– Командир на мостике! – объявил Брагин.
В рубке было тесно, хотя, конечно, с катером не сравнить – хоть танцуй.
Инкин покосился на рулевого. Сперва его напрягало, что половина команды была ему незнакома, но вторая-то половина пришла вместе с ним, и близость «своих» катерников успокаивала.
– Доложить готовность к бою и походу.
Помощник и командир БЧ-2 Илья Малеев отрепетовал команду, и по всему кораблю разнеслась череда докладов, словно эхо прошло.
– Корабль к бою и походу готов! – доложил Илья.
– По местам стоять, со швартовых сниматься.
– Есть по местам стоять, со швартовых сниматься!
– Отдать швартовы.
Боцман со швартовной командой тотчас же исполнили приказ.
– Сигнальщик, отмашку!
– Сигнал прошел, на «Ростовцеве» отмашка.
Инкин, ощущая подошвами дрожь, пущенную дизелями, скомандовал:
– Право руля.
– Есть право руля!
– Правая. Вперед самый малый.
– Есть правая. Вперед самый малый.
Звонковая трель машинного телеграфа прозвучала кратко и деловито.
– Руль право двадцать. Обе машины вперед самый малый.
«Бессарабия» плавно двинулась вперед, малость укатываясь вправо. А вот и пролив в разорванной косе.
– Руль прямо.
– Есть руль прямо.
Миновав протоку точно посередине, монитор вышел в Тендровский залив.
* * *
Над головой реяли чайки, потом пролетело звено других «чаек», истребителей с Крыма. Краснозвездные самолеты очертили круг над Тендрой и пошли на посадку.
Небо хмурилось, и рваные тучи словно передавали цвет морю – воды тоже поугрюмели. Впрочем, бури не ожидалось, да и ветер дул не сильный.
– Что видно? – спросил Инкин.
– Ничего, товарищ командир! Пусто!
Старлей положил руки на леера. Флотилия не просто так вышла в море – ожидались «гости». Из Бургаса шли болгарские транспорты «Шипка» и «Варна», из Констанцы – румынские «Сучава» и «Каварна». В трюмах они везли боеприпасы и продовольствие для 17-й армии вермахта и следовали в Николаев.
Конвой охраняли болгарские миноносцы «Дързки», «Строги», «Смели» и «Храбри», а также две румынские канонерки – «Сублокотенент Гикулеску» и «Капитан Думитреску».
Одни немецкие холуи стерегли других холуев.
Мониторы «Бессарабия», «Ардеал», «Ростовцев» и «Ударный» плюс дивизион бронекатеров шли малым ходом к оконечности Кинбурнской косы, которая указывала на Очаков. Между косой и материком пролегал узкий пролив, меньше четырех километров в ширину, и уж его конвой миновать не мог. Никак.
В принципе, Абрамов не слишком стремился к тому, чтобы встретить транспорты именно в проливе – уж слишком близко к Очакову, а там немцы. Флота у них нет, зато люфтваффе – имеется.
А нам оно надо?
Вот и курсировала «эскадра» восточнее Кинбурна, поджидая болгар с румынами севернее ТБУ.
– Дымы на горизонте!
– Ага! – заулыбался Инкин. – Пожаловали!
– Сейчас мы вас встретим… – пробурчал Брагин.
Разнеслись команды, и монитор скоренько изготовился к бою. То же самое оживление было заметно на палубах кораблей, шедших по соседству.
Заметить низко сидевшие мониторы издали было почти невозможно, а вот транспорты просматривались вполне. Первыми ударили «морские катюши» – оглушительный, раздирающий уши и душу вой разнесся над волнами, и эрэсы понеслись к каравану.
Реактивные снаряды были неуправляемы, но прицелиться в здоровенный пароход было не сложно. Летевшие на огромной скорости, РС пробивали борта и палубы транспортов и взрывались в трюмах, в надстройках, иногда в море.
– Огонь!
В дело вступили гаубицы и башенные орудия, кромсая нетолстую сталь. Неожиданно вся палуба «Сучавы» взлетела на воздух – это сдетонировали снаряды. Множественный взрыв был настолько силен, что пароход остановился, превращаясь в дырявую лоханку, из которой во все стороны летели снаряды и осколки.
Болгарский миноносец «Храбри», не полностью отвечая своему названию, вильнул, скрываясь за корпусом гибнущей «Сучавы» – видимо, опасность заработать осколок пугала «братушек» меньше, чем встреча с советскими моряками.
«Дързки» и «Строги» открыли вялый огонь из 47-миллиметровых пушек – на каждой миноноске стояло по три таких орудия. Потом появился третий – «Смели», и болгары будто бы вдохновились, приободрились – стрельба усилилась.
– Огонь!
«Ударный» дал залп из 130-миллиметровых орудий, «Ардеал» с «Бессарабией» добавили из своих, а бронекатера и вовсе бросились в атаку, и впрямь походя на танковую роту – пушечный гул был схож.
Первым не выдержал «Дързки» – словив сразу три или четыре снаряда, он стал крениться на левый борт.
Инкин опознал миноносец по двум белым полосам на одной из дымовых труб – особая примета «Дерзкого», ежели по-русски.
«Строги» умудрился выпустить две торпеды подряд. Если бы торпедисты не спешили, а хорошенько нацелились в мониторы, достаточно неуклюжие посудины, то им, возможно, сопутствовал бы успех. Однако 450-миллиметровые «самоходные мины» пронизали строй вертких бронекатеров.
Катерники очень разозлились и весь огонь своих пушек обратили на «Строгого». Лишившись обеих труб, миноносец сразу потерял скорость, превращаясь в мишень на учебных стрельбах.
Методичный обстрел закончился тем, что болгарская лоханка погрузилась в воду, а изо всех щелей, дыр и пробоин забили мутные фонтаны.
К этому времени «Шипка» и «Варна» горели, а «Каварна» медленно погружалась в море носом, все выше задирая корму, пока не показался гребной винт.
Именно под кормой, как под занавесом, Инкин и разглядел «Храбри», удиравший наперегонки с румынскими канонерками.
Катерники бросились в погоню, и в это время краснофлотец на носу закричал:
– Воздух!
Старлей обернулся к северу – оттуда летели самолеты числом с эскадрилью. Это были «лаптежники», они мчались километрах в пяти от воды и над местом морского боя закрутили «карусель». Ведущий бомбер с переворотом через правое крыло вошел в пике, ускоряясь с жутким ревом и воем сирены.
«Юнкерс-87» падал не прямо на «Бессарабию», а целился в то самое место, где секунд через двадцать монитор оказался бы.
– Право руля! – заорал Инкин. – Самый, самый полный!
Машины взревели, буруны за кормой запенились, и «Бессарабия» ощутимо прибавила ходу, уходя от упрежденной точки.
