Официальное открытие 26-й ежегодной конференции сетевых операторов началось с видеопрезентации национального гимна. Как только из громкоговорителя в зале зазвучали звуки гимна, на сцене появилось два экрана с патриотическими роликами: статуя Свободы, Мемориал Линкольна, янтарные волны пшеницы. В одной из первых речей на утренней встрече выступающий сообщил, что ресторанная индустрия побила рекорд прибылей прошлого года, и без иронии добавил: «Если бы что-то было не так, то потребители завалили бы нас жалобами»
{635}. Исследования показывают, что с 1982 г. беспокойство публики по поводу содержания соли, жира и пищевых добавок утихло – еще одна новость, подтверждающая «блаженное состояние» индустрии. Другой докладчик, который назвал себя специалистом «по чувствительности»
{636}, подчеркнул важность приятных запахов. Он заметил, что в Лас-Вегасе проводятся эксперименты с «ароматическими метками» в казино, в надежде, что слабые ароматы будут на бессознательном уровне заставлять людей делать большие ставки.
Роберт Нагент, глава компании Jack in the Box и почетный председатель 26-й ежегодной конференции сетевых операторов, испортил настроение своей зловещей и тревожной речью. В основном он клеймил критиков индустрии фастфуда за антиамериканизм. «Растущее число групп, которые представляют узкие социальные и политические интересы, – предупреждал Нагент, – замахнулись на нашу индустрию в попытках узаконить изменения традиций»
{637}. По его словам, удовольствие, которое приносит прекрасная еда в ресторане, было «самой сутью свободы». Однако на эту святыню покушаются группы, которые отрицают «мясо, алкоголь, кофеин, жир, пищевые добавки, хрен, сливки». Главную роль здесь играют СМИ, помогая подобным «паникерам», но недавно Американская ресторанная ассоциация предприняла контратаку, начав тесно сотрудничать с журналистами, дабы развеять эти мифы и улучшить свою репутацию. Нагент призвал руководителей сетей фастфуда еще жестче реагировать на критику: «Реальная угроза нашей индустрии – это угроза всему нашему образу жизни».
Вскоре после этого на сцене появился Горбачев, и публика встретила его бурной овацией. Он остановил холодную войну, принес политические свободы сотням миллионов людей и дал дорогу свободному рынку. Казалось, что в свои 69 Горбачев совсем не изменился с рейгановских времен. Он поседел, но выглядел энергичным и сильным, способным руководить мощной державой. Он быстро говорил по-русски и терпеливо ждал переводчика. Его речь была полна энтузиазма и страсти. «Мне нравится Америка, – сказал Горбачев с широкой улыбкой. – И мне нравятся американцы». Он хотел передать аудитории суть того, что происходит в России. Немногие люди в США действительно понимают смысл происходящего в России, а это опасно. Горбачев предложил присутствующим узнать о его стране, сформировать партнерские отношения и инвестировать капитал. «У вас очень много денег, – сказал Горбачев. – Шлите их в Россию».
Через несколько минут публика стала терять к нему интерес. Он переоценил аудиторию. Его речь имела бы успех в Совете по международным отношениям или на Генеральной Ассамблее ООН, но в большом танцзале гостиницы это был провал. Когда Горбачев объяснял, почему США должны активно поддерживать политику Евгения Примакова (тогдашнего премьер-министра, который вскоре был освобожден от должности), у всех присутствующих округлились глаза. Он настойчиво спрашивал, почему «в этой стране есть неприязнь к Примакову», не понимая, что большинство американцев не знает, кто это, и их Примаков не интересует. Я насчитал по крайней мере человек шесть, которые спали во время речи Горбачева. Один из участников, сидевший рядом, внезапно проснулся в середине длинной речи о том, как татаро-монгольское иго повлияло на русский характер в Средние века. Кажется, он очень удивился и не понял, где находится. Потом, взглянув на сцену, он успокоился и снова заснул, уронив голову на грудь.
Горбачев напоминал политика из далекого прошлого, «доцифровой» эры. Он был серьезен, многословен, временами становилось трудно уловить его мысль. Публике был гораздо важнее факт его присутствия, чем его высказывания. Я изумлялся, глядя на президентов компаний фастфуда: море костюмов в полоску и шелковых галстуков. Присутствующие напоминали мне древнеримских патрициев, сидящих на трибунах античной арены. Аналогия была безупречной: Риму подчинялись все. Появление в Mirage Горбачева выглядело как американский вариант римского обычая публичного торжества победителя. Но для большей убедительности конференцию руководителей компаний фастфуда следовало бы провести во «Дворце Цезаря», расположенном на той же улице.
Горбачев за время своего правления так и не научился вовремя покидать сцену. Ошибка привела его к унизительному поражению на выборах 1996 г. В Лас-Вегасе он совершил ту же ошибку: люди встали и покинули большой танцзал, пока он говорил. «Маргарет Тэтчер была намного лучше», – услышал я реплику одного из участников другому по дороге к выходу. Тэтчер выступала на собрании годом раньше.
На следующий день после выступления Горбачева в Mirage Боб Дилан давал концерт на открытии нового казино Mandalay Bay. Все рекламные щиты сообщали, что в Лас-Вегас приезжает Питер Лоу со своим семинаром «Успех», на котором должны быть специальные приглашенные – Элизабет Доул
[117] и генерал Колин Пауэлл.
Империя жира
В XX в. СССР был серьезным препятствием на пути всемирного распространения американских ценностей и американского образа жизни. Распад социалистического лагеря привел к беспрецедентной «американизации» мира: взлету популярности фильмов, компакт-дисков, музыки, телешоу и одежды из США.
Фастфуд стал единственной формой американской традиции, которую в буквальном смысле употребляли за границей. Поглощая американскую еду, люди во всех концах света стали больше походить на американцев, хотя бы в одном. К концу прошлого века США оказались на самом верху рейтинга ожирения среди всех стран мира
{638}. Больше половины взрослых американцев и около четверти детей страдали ожирением или имели избыточный вес
{639}. Такой подъем наблюдался в течение нескольких десятилетий на фоне потребления фастфуда. По сравнению с 1960-ми уровень ожирения среди взрослых американцев вырос вдвое; среди детей – также вдвое по сравнению с 1970-ми. По мнению известного диетолога Джеймса Хилла из Университета Колорадо, «нынешнее поколение детей – самое толстое»
{640}.
