— Хорошо. Постараюсь. — Натт впервые оглядывала жертв этерна сомниа, катающихся на жутких каруселях. Онни Веккер подняла руку и механически помахала ей в знак приветствия.
— Вот и славно. — Маленькая Натт поднесла чашку ко рту и подула на воображаемый чай.
Мёрке покосилась на свою пустую посуду.
— Какие-то проблемы? — спросил демон. — Сахар добавить? — И она протянула ложку и сахарницу.
— Зачем тебе они? — Натт указала на пленников и, подыгрывая демону, слегка пригубила невидимый чай.
— Я тебе уже сказала, я люблю их. Они теперь мои.
— Но у тебя теперь есть я, разве этого недостаточно?
— Лучше мы закроем эту тему. Вопрос решен. Они останутся здесь, но если ты решишь снова капать мне этим на мозги, я не буду с тобой церемониться. Пей чай, — доппельгангер широко улыбнулся.
Боль не уходила. Ныло все: ребра, челюсть, голова, ноги. Не было ни сантиметра тела, по которому фальшивый Хассел не прошелся тяжелым протезом.
— Эй, — раздался знакомый голос.
Сердце Мёрке сжалось от ужаса. Что теперь? Снова побои или изнасилование? Она впилась ногтями в каменный пол, бессильно царапая его.
— Малышка, как ты?
Девушка истошно закричала и, несмотря на жуткую боль, вскочила на ноги, бросилась в противоположный угол камеры и с силой вжалась в стену, пытаясь унять безудержную волну ужаса. Вцепившись в прутья решетки, на нее смотрел он.
* * *
— Заходи, — Мьюл открыла дверь квартирки инквизитора и впустила Хассела.
— Я принес, что ты просила, — стихийник протянул банши крохотный наконечник для жезла.
Мьюл покрутила его между пальцами и критически осмотрела.
— Выдержит? — засомневалась она.
— Обижаешь. Я свое дело знаю, — оскорбился маг.
— Может, и знаешь, но ты не имел дело с такими мощными проклятиями. — Банши перекладывала кристаллик из одной ладошки в другую.
— Слышал издалека, когда ты пела его, так что немного представляю масштабы твоих возможностей. К слову, именно я спас Мёрке и Синда от твоего реквиема, так что будь спокойна. Выдержит.
— Ну, давай проверим. Сделаешь купол, чтобы тебя не зацепило раньше времени?
Фирс кивнул и погрузил Мьюл в воздушный звуконепроницаемый кокон. Уже через несколько минут она подняла руку вверх, и Хассел снял барьер.
— Так быстро? — удивился маг.
— А тут больше и не надо, — банши вернула кристалл Хасселу. — Тебе разве не страшно?
— А ты как думаешь? — Фирс осторожно убрал смертоносный камень в небольшой чехол и спрятал в кармане мантии.
— Разве нельзя по-другому?
Фирс покачал головой:
— Я видел мир, уготованный Мёрке и остальным, а еще немного знаком с самим демоном. Он не отпустит ее и будет мучить до тех пор, пока не добьется своего. У Мёрке не будет нормальной жизни, пока это чудовище существует.
— Ты разобьешь Натт сердце, — предупредила банши.
— Мьюл, ты не облегчаешь мне задачу. Думаешь, я хочу умирать? Тем более тогда, когда Мёрке стала моей. Я прокручивал в голове тысячи разных вариантов. Этот — единственно верный. Надеюсь, что она любит меня не так сильно, как я ее, — грустно изрек маг.
— Она заключила сделку на свою жизнь, и ты еще строишь такие предположения?! — воскликнула Мьюл.
— Не хочу опять ей врать. Это ужасно — смотреть в глаза и обещать, что все будет хорошо, — признался Хассел.
— Если ты говоришь, что по-другому нельзя… Хочешь, я заберу твой страх?
— По мне так сильно все видно? — Хассел нервно теребил воротник.
— У меня в ушах звенит от твоих чувств. Давай помогу. Я умею, — банши протянула к стихийнику руки.
— Нет. Без этих переживаний это буду уже не я, а кто-то другой. Лучше помоги Мёрке, когда все закончится. Не оставляй ее, хорошо? Может, у Синда получится сделать ей счас…
— Хватит Фирс. Боже, лучше помолчи.
— Я, кажется, начинаю ревновать. Мерзкое чувство.
— И не говори.
Стихийник не торопился уходить и смотрел себе под ноги.
— Фирс, ты можешь не сдерживаться при мне. Я же банши и не такое видела. Синд и Мёрке не узнают. Никто не узнает.
Хассел подошел к Мьюл, рухнул перед ней на колени и зарылся лицом в полах длинной мантии. Его тело содрогалось от бессильных рыданий, сквозь которые Мьюл слышала бесконечное «не хочу, только не сейчас». Она гладила его золотистые волосы и не нарушала данное обещание: каким бы желанным ни было страдание Хассела, она не забрала ни капли. Через некоторое время Фирс затих и забылся тревожным сном, привалившись к кровати. Банши тихонько запела ему самую безобидную колыбельную, слова которой сложились сами собой:
В жизни этой, иль другой
Птица с черным опереньем
Позовет тебя с собой
В мир прекрасных сновидений.
На одном крыле блеснет
Серп серебряный и точный,
День он нежно резанет,
Знаменуя праздник ночи.
Россыпь искр на втором:
Звезд несчетные скопления.
Нам веснушчатым пером
Нагоняет наваждение.
Птица пламени сдалась,
Не отдав себе отчета,
И впервые обожглась,
Угодив во тьму с разлету.
* * *
— Надеюсь, это что-то важное. Мне пришлось поссориться с Мёрке ради этой встречи, — недовольно бросил Хассел инквизитору, ждавшему его за дальним столиком в трактире.
— Не хочешь выпить? — предложил Синд и пододвинул магу внушительную чарку с местным пойлом.
Стихийник хотел опрокинуть ее Форсворду на голову, но в последний момент передумал и опустился на стул.
— Давай.
— Мы можем придумать что-то другое, — осторожно начал инквизитор.
— Вы сговорились, что ли, с Мьюл? — огрызнулся Фирс и почти залпом осушил кружку.
— Ничего себе талант, — присвистнул Форсворд.
— Меня ничего не берет. Могу еще десять таких выпить и керосином догнаться, а потом отделать тебя с закрытыми глазами.
— Демону будешь показывать свои умения. А меня и так будет кому ненавидеть в этой жизни, — инквизитор вздохнул и уставился в пустоту.
— Не бросай ее. Пусть ненавидит, только не бросай, — искренне попросил Хассел.
— Замолчи, не могу это слушать уже. Лучше бы я сам сдох в Дорнфьоле, чем смотрел на твою грустную рожу.
— Не надо было звать меня, — пожал плечами Фирс.
— Ты ведь вернешься? Ты же этот, черт тебя дери… — Синд щелкал пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.
