Я знаю веселые сказки
таинственных стран
Про черную деву, про страсть
молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала
тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь
кроме дождя.
И как я тебе расскажу
про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах
немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай, далеко,
на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Когда я читаю его строки, посвященные африканским путешествиям, мне кажется, что это я их написал или продиктовал, — это же мои мысли и чувства! И даже детали моей африканской биографии!
Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из-под песка,
Именем моим названа река,
И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.
И мы с геологами так по месяцу ходили по неизведанным местам, и львы подходили и ревели, и банды рыскали.
А как-то раз на охоте убили леопарда. Случайно, правда, стреляли ночью на отблеск фар в глазах, думали, антилопа. Подошли — а там смертельно раненый леопард рычит и скалит желтые клыки.
Колдовством и ворожбою
В тишине глухих ночей
Леопард, убитый мною,
Занят в комнате моей.
Поздно. Мыши засвистели,
Глухо крякнул домовой,
И мурлычет у постели
Леопард, убитый мной.
— Брат мой, брат мой,
Ревы слышишь,
Запах чуешь, видишь дым?
Для чего ж тогда ты дышишь
Этим воздухом сырым?
— Нет, ты должен, мой убийца,
Умереть в стране моей,
Чтоб я снова мог родиться
В леопардовой семье.
Неужели до рассвета
Мне ловить лукавый зов?
Ах, не слушал я совета,
Не спалил ему усов!
История с леопардом получила мрачное продолжение.
Шкуру мы обработали и сушили в хижине, где жили.
Усов, правда же, не спалили! А ведь по местному поверью, если убить леопарда и не подпалить ему усы, то его дух придет за тобой! Примерно так и произошло: случилась трагедия — на лагерь напали бандиты, четверо из наших товарищей были убиты, многие попали в плен. Когда в лагерь наконец прибыли военные, они обнаружили и шкуру того леопарда. И началось: «Ах, шкура, ах, шкура! Ах, леопард, ах, леопард! Ах, Красная книга, ах, Красная книга! Да вы за это ответите!»
Заткнулись только тогда, когда им сказали: «А кто ответит за наших ребят, что погибли из-за того, что ваша охрана разбежалась при первых же выстрелах?!» Прошли годы, а мое сердце все еще там, во сне постоянно вижу эту красную землю и красные же цветущие акации!
Я верно болен, на сердце туман,
Мне скучно все: и люди, и рассказы.
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Молчу, томлюсь,
И отступают стены —
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминами садами,
Мы дрались там. Ах, да! Я был убит!
Я много времени пробыл с местными африканскими крестьянами, много лет лечил именно их. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что они меня любили. Во всяком случае, домик, в котором я жил, не обчистили ни разу, тогда как все белые специалисты расставались со всем своим имуществом по многу раз!
Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы, —
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой,
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,
Чтобы было, чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.
Путешественник, охотник, солдат, поэт и донжуан — как же он мне близок по духу! Мне всегда тяжело на собраниях, президиумах, приемах, банкетах! Ненавижу галстуки и костюмы!
Да, я знаю,
Я вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам,
Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
А как он умел любить! Любовь к женщине пронизывает все его стихи! Женщины были разные, но любил он их всех! И ни одну не бросил — они уходили от него сами, поняв, что быть рядом с такой мятущийся душой совсем не просто! И потом всю жизнь об этом жалели. Одна из них — Анна Ахматова — написала:
