И все в таком духе, ничего мало-мальски интересного.
Чавес все больше погружался в виртуальную реальность, Сёдерстедт оседлал служебную “ауди” и начал объезжать гостиницы, где обычно квартировали американцы. Хультин просиживал долгие бесполезные часы на совещаниях с Мёрнером и начальником Главного полицейского управления, развлекая себя мыслями о том, как молодой коммунист Мёрнер вставлял палки в колеса КГБ.
Черстин Хольм погрузилась в изучение материалов ФБР, но описания жертв, убитых в семидесятые годы, были туманны, а гипотеза об участии КГБ не подкреплялась фактами. Правда, Черстин вдруг с интересом обнаружила, что Йельм опять стал заходить к ней в кабинет. Они вместе думали и рассуждали, однако искра, пробежавшая между ними на совещании, когда оба вдруг взялись развивать фантастическую гипотезу, ни на грош не веря в нее, больше не вспыхивала. Уход Чавеса в виртуальную реальность лишил Йельма собеседника, и он стал искать общества Черстин, сам удивляясь тому, что перестал стесняться Черстин именно теперь, когда их отношения с Силлой наладились. Ему хотелось расспросить ее о многом, но вместо того, чтобы задать вопрос прямо, он ограничивался неловкими намеками, как в тот раз, когда они вместе прослушивали интервью двух бывших жен Ларса-Эрика Хасселя. Сначала беседа с первой женой:
— Во времена вашего брака Ларс-Эрик активно интересовался политикой, не так ли?
— Политикой? Не знаю…
— Он хотел помочь самым слабым членам общества…
— Да? Не знаю…
— Он отдавал этому все силы.
— Да? Может быть… Не знаю… А почему вы об этом спрашиваете?
— Он также увлекался литературным творчеством. Очень серьезно.
— Вы шутите?
Разговор явно не клеился, Йельм боковым зрением уловил сердитый взгляд Черстин и перемотал пленку вперед, на разговор со второй женой Хасселя, которая ушла от него, будучи беременной его вторым сыном:
— Виделся ли он в последнее время со своим сыном?
— Да… но… нет…
— А он вообще его видел?
— Не могу сказать. Я не уверена, что он знал о его существовании.
Быстрая перемотка, и снова первая жена:
— Были ли у него враги?
— Смотря что вы имеете в виду. Критик не может работать так долго и не нажить себе врагов.
— Кого-то можете назвать?
— Были за эти годы два-три человека. Да! В последнее время он стал получать мейлы от какого-то психа.
— Мейлы?
— Письма с угрозами по электронной почте.
— Откуда вам это известно? Вы продолжали с ним встречаться?
— Лабан рассказывал. Они встречались с отцом один-два раза в месяц.
— Лабан это ваш сын?
— Да. Какой-то ненормальный посылал Ларсу-Эрику мейлы. Это все, что я знаю.
Снова перемотка. И снова молодой голос.
— Сколько лет сейчас вашему сыну?
— Шесть. Его зовут Конни.
— Почему вы ушли от Хасселя? Да еще так быстро. Он даже не видел своего сына.
— Ему это было не нужно. Воды отошли, когда он складывал сумку — собирался в Гётеборг на книжную ярмарку. Он позвонил и заказал два такси: одно для себя в аэропорт, другое для меня — в роддом. Мило, не правда ли? И пока я рожала, он трахался со всеми подряд в Гётеборге. Может, даже успел зачать еще одного. У него дети как пирожки — все время новые на подходе.
— Откуда вам известно про его сексуальную активность в Гётеборге?
— Мне позвонила его коллега. Женщина. Не помню, как ее звали.
— Позвонила вам? В роддом? Рассказать, что ваш муж трахается с другими? Ничего не скажешь, любезно.
— Нет, совсем не любезно.
— А вам не показалось это странным?
— Вообще-то показалось. Но она говорила так убедительно, да я и сама чувствовала, что между нами все кончено. Он не хотел иметь детей. Я забеременела случайно и не захотела делать аборт.
— И все же, как звали эту женщину?
— Я почти уверена, что ее звали Элизабет. Фамилию не помню. Бенгтссон? Бернтссон? Банансон?
Опять перемотка. Черстин следила за его манипуляциями, высоко подняв брови.
— Как вы думаете, сохранил ли он в своем компьютере эти письма с угрозами?
— Не знаю. Знаю только со слов Лабана, что Ларс-Эрик очень из-за них переживал. Мне трудно это представить, но сын так сказал.
— Сколько лет Лабану?
— Двадцать три.
— Он живет с вами?
— У него квартира на улице Кунгсклиппан. Хотите сверить показания, или как там у вас это называется? Полное имя Лабана — Лабан Иеремия Хассель.
— Чем он занимается?
— Спросите что полегче. (Пауза) Читает книги.
Йельм нажал на кнопку и хотел снова перематывать, когда Черстин остановила его. Сам бы он еще не скоро остановился.
— Достаточно, — сказала она.
Йельм удивленно посмотрел на нее, словно вернувшись из другого мира. С явной неохотой он прервал свои манипуляции и остановился. Сел на стул напротив Черстин и оглядел кабинет. Здесь работали Черстин и Гуннар Нюберг. Хористы. И комната у них была тихая, светлая, наполненная ясным, холодноватым осенним солнцем и воздухом, проникавшим через полуоткрытое окно. Здесь они порой пели гаммы, порой исполняли что-то a capella. Он — звучным басом, она — приглушенным альтом. Вспомнив свой кабинет, где Чавес безвылазно сидел в интернете, а когда отдыхал, то говорил о футболе, Йельм остро почувствовал собственную приземленность. И затосковал по Джону Колтрейну. А может быть, даже Кафке, хотя вера Йельма в литературу за последние дни сильно пошатнулась.
Но больше всего ему захотелось поговорить по душам с Черстин. Только он не знал, с чего начать.
— Можешь обобщить все, что они говорили? — спросила она.
Йельм посмотрел на нее. Она выдержала его взгляд. Но прочитать что-нибудь в глазах друг друга они не смогли.
— Три основных пункта. Первое: нужно встретиться с двадцатитрехлетним студентом Лобаном Хасселем. Второе: выяснить про коллегу Элизабет Б., которая звонит в роддом и сплетничает. Третье: проверить, сохранились ли письма с угрозами в домашнем или рабочем компьютере Хасселя.
— А ты был дома у Хасселя?
— Заходил. Во всяком случае, никаких доказательств его связей с КГБ не увидел. Большая, стильная квартира в районе Кунгсхольмен, видно, что холостяцкая. Есть тренажеры. Хочешь взглянуть?
Она покачала головой.
— Я сейчас занята. Попробуй уговорить Хорхе прогуляться с тобой по солнышку.
Он кивнул, минуту потоптался в дверях, неуверенно глядя на магнитофон, потом повернулся и вышел.
