— Марш домой, — без выражения произнес Йельм. — И будь там.
Дан выскочил в дверь и исчез. Его приятель дико смотрел на Йельма.
— Вон отсюда! — рявкнул Йельм.
Парень выскользнул за дверь. Йельм повернулся к Гурре, лежащему на спине в куче мусора возле ног Эрнстссона. За привычной наглой ухмылкой угадывался испуг.
— Андреас Гальяно, — проговорил Йельм раздельно.
— Чё-то не пойму, о чем речь?
Йельм наклонился. По его лицу было видно, что шутить он не намерен. Гурра понял это.
— Спрашиваю еще раз, — вкрадчиво проговорил Йельм.
— Его посадили… С тех пор мы не виделись…
— Но?..
— Но он… он…
— Выбора у тебя нет. Скажешь — будешь жить, будешь молчать — сдохнешь.
— Да ладно… черт… Все равно он с нами теперь не больно-то общается, слишком важный стал. У него хата где-то на севере. Кажется, в Риале. У меня адрес записан. В записной книжке.
— Ты меня удивляешь, — сказал Йельм, доставая из нагрудного кармана Гурры пачку мокрых листков бумаги. — Носишь с собой записную книжку. Да еще с адресом беглого преступника.
— У меня все зашифровано, — философски заметил Гурра. — Он у меня записан как Ева Свенссон.
Йельм нашел адрес. Он вырвал страницу с адресом Евы Свенссон из Риалы и засунул остальные листы в карман Гурры.
Вдалеке послышался вой сирен. Эрнстссон вызвал подкрепление. Йельм и Чавес отвели Гурру в дальний угол, где уже стояли Йылмаз и его охранник.
— Ты займешься ими, Сванте? — спросил Йельм и пошел к выходу.
— Пригляди за ними минутку, — попросил Эрнстссон Чавеса и отвел Йельма в сторонку.
— Из-за тебя мы потеряли классное место для наблюдения, — сказал он, и в голосе его ясно слышалось разочарование. Йельм закрыл глаза. Об этом он даже не подумал.
— Мне очень жаль, что так получилось, — тихо сказал он. — Непредвиденные обстоятельства…
Отступив на шаг, Сванте Эрнстссон смерил коллегу взглядом, потом сказал:
— А ты здорово изменился. — И, не глядя на Йельма, добавил: — Надеюсь, с Даном все будет в порядке.
Йельм тяжело кивнул.
— Идите, — сказал Эрнстссон. — А этими я займусь. Порадую Лагнмюра.
* * *
В машине Йельм вспомнил, что нужно позвонить Хультину. Не вдаваясь в детали, он рассказал Хультину о происшедшем, и тот обещал связаться со Стеном Лагнмюром, чтобы по возможности сгладить ситуацию. Закончив разговор, Йельм погрузился в свои мысли.
Чавес до сих пор не мог прийти в себя от изумления. Все произошло так быстро! На Йельма он теперь смотрел новыми глазами, и нельзя сказать, чтобы этот новый Йельм ему не нравился. Про сына он решил его не спрашивать, тем более что только в районе Шерхольмена до него дошло, что тот парень был сыном Йельма.
— Вот оно что! — вырвалось у него. Йельм повернул к нему отрешенное лицо и тут же опять забыл про Чавеса.
Через Стокгольм они не поехали. Теперь с севера на юг можно попасть, минуя центр. Правда, городу это удовольствие обошлось недешево.
Где-то в районе Норртулль Чавес смог привести в порядок свои мысли. Хотя они с Йельмом не обменялись ни словом, было ясно, что путь их лежит в Риалу. Судя по адресу, дом стоит где-то на отшибе, в лесу. Что их ждет там?
— Мы одни туда поедем? — спросил Чавес. Ответом ему было молчание. Йельм даже не повернулся от окна.
— Ты уверен, что можешь сейчас работать? — уже более настойчиво повторил Чавес.
Йельм посмотрел на него. Вид у него по-прежнему был отрешенный. Или теперь он стал решительным?
— Да, могу. Мы поедем туда одни, — сказал он.
— Если посмотреть на дело объективно, во Фрихамнене вполне могла быть разборка между наркодилерами. Тогда в Риале нас ждут не очень приятные сюрпризы. Дом Гальяно может быть базой наркосиндиката.
— Зачем тогда отмывать до блеска машину в Фрихамнене?
— Может, это сделал тот, второй, которого тоже убили. Может, он был иностранным партнером. Когда эти двое стали не нужны, от них избавились. Не исключено, что дом охраняют.
— Не исключено, — согласился Йельм. — Но давай пофантазируем. Бери ручку и листок, и я возьму ручку и листок, запишем, что нас там ждет, и спрячем в карман. Потом сравним.
Чавес рассмеялся и написал. Они обменялись с Йельмом листочками. И положили их в карманы.
Потом Йельм опять погрузился в свои мысли. Невидящим взглядом он смотрел на косые струи дождя за окном.
Отцовство. Как легко нанести непоправимый вред. Не к месту сказанное слово, не найденное время, излишняя жесткость, требовательность и, наоборот, отсутствие требований. Прогнившая изнутри семья. Что лучше — молчание, постоянные ссоры, развод? Лед, в котором навеки замерз Лабан Хассель? Или адский пламень взаимных упреков, безумие постоянных ссор, готовых вспыхнуть из-за малейшей искры? Прошлое лето, “убийства грандов”, расставание с женой — за всем этим родительские обязанности отошли на второй план, и как это сказалось на детях-подростках? А еще ведь есть гены. Сейчас много болтают о наследственности. Якобы в жизни может происходить все, что угодно, важно, какая программа заложена в наших генах. Если это так, то Пауль Йельм зря корил себя: его сын пошел к торговцу наркотиками не потому, что Йельм в свое время пренебрег отцовскими обязанностями, просто в сыне проснулся вредный ген, и воспитание пошло ему не впрок. Но Йельм отказывался в это верить. Так или иначе, это его вина. Когда он провинился? Когда не мог без тошноты менять сыну памперсы? Когда выбирал в разговоре с ним подчеркнуто “мужской” жаргон? Или всему виной его работа? В чем и когда он провинился?
Йельм знал, что ответов много. На работе легче. Один ответ, один виноватый. Поле зрения сужается. Все, что запутывает и осложняет главное, отсеивается.
Дождь льет как из ведра.
Два охотника едут в северном направлении по Норртельевэген.
Два листка бумаги жгут их карманы.
* * *
В Риале был центр, очень маленький, но большинство людей жили в коттеджах, расположенных довольно далеко друг от друга в сосновом лесу. Глядя в карту, Йельм и Чавес все больше удалялись от центра, в конце концов дорога превратилась в тропинку, а лес стал непроходимым.
— Стоп, — скомандовал Йельм, уткнувшись носом в подробную полицейскую карту.
Чавес остановил машину.
— Еще метров двести. Вверх по холму и потом направо. Дом стоит совсем на отшибе.
Чавес кивнул, вынул пистолет, проверил и засунул его обратно в наплечную кобуру.
— Ничего, если я машину не запру? — ухмыльнулся он.
Йельм слабо улыбнулся и вылез под проливной дождь.
