Ларнер замолчал и закрыл глаза.
— Я думал, что смогу про него забыть, — медленно заговорил он снова. — Несколько лет после последнего, восемнадцатого, убийства я бился над этим делом, под лупой рассматривал каждую деталь. С тех пор прошло больше десяти лет. Я занялся другими делами, охотился за расистами на Юге, за наркомафией в Лас-Вегасе и все время думал о нем. А потом он появился опять. Уже в Нью-Йорке. Он издевается надо мной.
— Вы уверены, что это тот же человек?
Ларнер почесал нос, вид у него был уставший.
— Из соображений безопасности круг людей, знающих все детали дела, бывает очень ограничен. В нашем случае все подробности были известны мне и сотруднику по фамилии Камерун. Дон Камерун умер в 1986 году от рака. Даже Джерри Шонбауэр не относится к числу посвященных, во всем Бюро я единственный человек, владеющий полной информацией. Все дело в щипцах. Щипцы те же самые, и вводятся они всегда одинаково, очень сложным образом. Поскольку теперь этим делом занимаетесь вы, я поделюсь с вами информацией при условии полной и абсолютной секретности.
— А как сложилась судьба того человека из “Крутой команды”, который переехал в Нью-Йорк? — не успокаивалась Черстин. — Того, который стал биржевым маклером?
Ларнер громко расхохотался.
— Не иначе как мои мысли витают в воздухе этой комнаты, и вы, Халм, их ловите.
— Черстин, — поправила его Черстин.
— Пусть будет Черстин. Да, я действительно, не упомянул Стива Хэрригена в рапорте, который отослал вам. Но я занимался им. Эта информация есть в полных материалах, к которым вы получили доступ. Хэрриген теперь миллиардер и постоянно в разъездах. Тогда, когда были совершены шесть убийств из второй серии, он находился за границей. И сейчас он точно находится не в Швеции. А сейчас давайте прервемся — мы уже давно обещали Джерри, что через пять минут придем в кинозал.
Ларнер провел их по коридорам в зал, который действительно напоминал кинотеатр. На столе перед экраном сидел великан Джерри и болтал ногами. Брючины задрались, из-под них торчали строгие черные носки и заросшие волосами ноги. Увидев входящих, Шонбауэр соскочил со стола и предложил им места в первом ряду.
— Джерри перевелся к нам из кентукского отделения, когда начались новые убийства, — сказал Ларнер и уселся поудобнее в мягком зрительском кресле. — Он классный агент, в одиночку взял Роджера Пенни, если это имя вам о чем-нибудь говорит. Давай, Джерри, начинай. I’m gonna take a nap
[58]. Сначала будет неприятно, но понемногу привыкнете.
Лампы начали постепенно гаснуть, как в настоящем кинотеатре.
Потом пошли спецэффекты, только, к сожалению, не голливудские, а настоящие.
— Майкл Спендер, — раздался бас Шонбауэра, когда на экране показалось изображение мужчины, у которого полностью уцелела только голова. Голова была запрокинута назад, белая и огромная. В мертвых глазах застыло изображение той же запредельной боли, что и у Андреаса Гальяно. На шее виднелись два маленьких красных отверстия. Тело было обнажено. Кожа на животе свисала рваными полосками, ногти на руках и ногах были изуродованы, член разрезан пополам до самой мошонки.
Тошнота подступила к горлу одновременно у обоих зрителей. Еще минута, и они бы выскочили из зала. Шонбауэр продолжал монотонно вещать:
— Спендер был первой жертвой, он работал инженером-компьютерщиком в Луисвилле. Его тело обнаружили грибники в лесу на северо-западе Кентукки, смерть наступила примерно за две недели до этого. На работе не появлялся с 4 сентября 1978 года. Работал над созданием первого большого компьютера “Apple”.
Следующая жертва — крупный мужчина славянской внешности, его личность установить не удалось. Снимок был не таким страшным, как предыдущий, и желудки зрителей реагировали не так остро. На мужчине сохранилась одежда, но его член и пальцы на руках были искалечены.
— Похож на русского, — сказал Йельм, вспомнив старую абсурдную версию про “руку КГБ”.
— Да, — согласился Шонбауэр. — Мы сразу отослали отпечатки пальцев русской полиции, но это ничего не дало. Мы не знаем про него ничего, кроме того, что он найден на юге Кентукки двумя месяцами позже Спендера. Его нашли в сортире возле заброшенного дома. Смерть наступила примерно за неделю до этого.
Следующее фото. Еще один неизвестный. Мужчина лет шестидесяти, европеец, худой, спортивного телосложения. Совершенно голый и изуродованный так же, как Спендер. Фотография была очень страшной. Вечер, темнеющие вершины деревьев и единственное светлое пятно — труп. Он сидит на камне посреди леса. Прямые, как палки, руки и ноги, глаза, глядящие на зрителей с немым укором.
Обещанного привыкания не наступало, Йельм чувствовал, что его вот-вот вырвет.
Показ слайдов продолжался, их было много, целая галерея снимков, запечатлевших человеческое страдание. Скоро его стало так много, что оно превзошло границы человеческого разумения. Лишь сейчас шведы поняли, с какими глубинами страдания им предстоит столкнуться. Черстин два раза заплакала, беззвучно. Йельм только почувствовал, как задрожали ее плечи. Сам он тоже всхлипнул один раз, но довольно громко.
— Хотите закончить просмотр? — спокойно спросил Шонбауэр. — Сам я смог это досмотреть только с третьего раза. А я человек привычный.
Ларнер громко храпел в своем кресле.
— Нет, продолжайте, — попросил Йельм, тщетно пытаясь убедить себя в том, что ему удалось взять себя в руки.
— У нас их так много, — глухо произнес Шонбауэр. — Так много серийных убийц, и никто их не может понять, меньше всего — они сами.
Храпеть Йельм и Хольм не начали, но к концу показа сработал защитный механизм, и они как будто отключились. Но тут появилось фото Ларса-Эрика Хасселя. Он сидел на стуле с изуродованными, растопыренными пальцами, вместо члена — сплошное кровавое месиво. На заднем плане виднелись окно и контуры большого самолета.
Голова Хасселя была запрокинута, он смотрел на них сверху вниз, и в его взгляде читалась боль, смешанная с отвращением, страдание и необъяснимое облегчение.
“Может, он был рад, что это не Лабан”, — подумал Йельм.
Свет в зале стал медленно зажигаться. Шонбауэр вернулся к столу, сел на него и снова заболтал ногами, как подросток. Ларнер всхрапнул и проснулся. Йельм передернул плечами. Черстин сидела неподвижно. Все избегали смотреть друг другу в глаза.
Ларнер поднялся, зевнул и, хрустнув суставами, потянулся всем своим ладным телом.
— Ну, а чем вы порадуете? — только и сказал он.
Черстин молча передала ему папки со шведскими материалами. Ларнер открыл их, быстро пролистал фотографии и отдал Джерри, который в самое ближайшее время должен был включить их в слайд-шоу.
Не говоря ни слова, Ларнер пошел к выходу. Шведы поблагодарили Шонбауэра, который коротко кивнул в ответ, и последовали за Ларнером. Они опять шли коридором, пока не дошли до двери без таблички. Ларнер открыл ее. Перед ними была пустая комната.
