— Почему? Там масса аспектов, о которых мы и не думали.
— Я тоже был в группе экспертов. Согласен, текст заключения написан складно. Убедительно. Вот только возражения полицейских, которые были в составе группы, эксперты отмели. Потому что эти доводы не укладывались в общую картину. А возражения, между прочим, были очень существенными.
— Какими?
— Профессионализм.
— В каком смысле?
— Это не процесс. Преступник не пытается исправить некую ситуацию, он совершает серию хладнокровных убийств. Он не оставляет после себя ничего, что свидетельствовало бы об огне, полыхающем в его душе, он просто пользуется людьми и выбрасывает их, как отходы.
Черстин молчала. Она поняла, что Ларнер имеет в виду. Потом поблагодарила его и повесила трубку.
— Он думает, как ты, — сказала она Йельму.
Пауль Йельм, который в это время углубился в сравнение двух типов щипцов, вздрогнул.
— Что? — раздраженно воскликнул он.
— Ничего, — ответила Черстин и попыталась опять вникнуть в материал. Это получалось плохо. Она снова позвонила Ларнеру. Его голос источал бесконечное терпение.
— Во второй серии тоже был профессионализм? — спросила она без околичностей.
— Как вы могли заметить, я мало что могу сказать насчет второй серии. Я ее не понимаю. Там тот же профессионализм, та же манера. Но жертвы другие.
— Почему? — Черстин почти кричала. — Почему он перешел от инженеров и ученых к проституткам и пенсионерам?
— Ответьте на этот вопрос и вы найдете преступника, — спокойно ответил Ларнер. — Но все не так просто. У нас есть еще и литературный критик, и дипломат, и торговец наркотиками. Можно сказать, жертвы на любой вкус.
— Извините, — сказала она смущенно. — Просто это очень тяжело.
— Вот поработаете с этим делом лет двадцать, тогда узнаете, что значит “тяжело”.
Черстин положила трубку и заставила себя читать дальше. Трудность состояла в том, чтобы не строить гипотез, а просто воспринимать факты, не создавая ничего своего. Расширять поле зрения, не сужая его. Ждать, пока наступит подходящий момент.
День ушел на то, чтобы получить более или менее полное представление о материале. Вечер тоже. Экскурсию по Манхэттену пришлось опять отложить.
На следующий день они начали потихоньку сужать поле зрения и прочесывать тысячи страниц в поисках потенциального “шведского следа”. Почему он приехал в Швецию? Где искать ответ на этот вопрос?
Йельм занялся одиннадцатой жертвой, норвежцем физиком-ядерщиком Атле Гундерсеном. Он позвонил в Калифорнийский университет и попытался найти шведских коллег Гундерсена, общавшихся с ним в начале восьмидесятых, нашел его семью в Норвегии. На это ушло полдня с нулевым результатом.
Хольм тем временем занималась Крисом Андерсоном, членом “Крутой команды”, имевшим шведских предков. Она даже позвонила ему. Он разговаривал нехотя. Устав от многократных расспросов, он не хотел снова поднимать эту тему. Вьетнам был давно, оставьте в покое, не бередите воспоминания, которые и так не дают спать по ночам. Да, они делали страшные вещи, но тогда была война, они работали почти под непосредственным руководством президента, выполняли приказания. Нет, он не знает, как точно осуществлялось руководство группой, но данные об этом должны быть в материалах следствия. Он был близким другом Уэйна Дженнингса, но после войны они разошлись. Нет, Андерссон не поддерживает связи с родиной предков, он даже со своими родителями почти не общается.
Они искали дальше, дальше. Но лишь только на горизонте начинал брезжить огонек надежды, Ларнер, не теряя терпения и вежливости, тушил его плотным одеялом. Складывалось впечатление, что Ларнер успел подумать обо всем. Теперь они по-другому относились к проделанной им работе. Гипотез и идей не было, потому что их неоткуда было взять. Ларнер сохранил холодность ума и не поддался искушению выдвигать безумные гипотезы за отсутствием здравых.
Двигаться дальше, когда двигаться некуда — задача не из легких.
Они чувствовали — и говорили об этом, они вообще много разговаривали, из любовников они теперь почти стали друзьями — так вот, они чувствовали, что не хватает какого-то маленького кусочка, чтобы мозаика сложилась, и от этого становилось неспокойно, хотя вроде бы и повода для беспокойства не было.
— Мы что-то упускаем, — сказал Пауль однажды вечером, сидя в ресторане отеля. К этому времени они уже расстались с мечтой побывать где-нибудь, кроме офиса ФБР, такси или гостиницы. Йельм регулярно поддерживал связь с домом. В первые дни, страдая от неопределенности своих отношений с Черстин, он с трудом заставлял себя звонить Силле, но постепенно, по мере того как отношения с Черстин освобождались от всего личного, звонки домой стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Он даже скучал по Силле — когда время оставалось.
— Упускаем? — переспросила Черстин, продолжая жевать кусок тушеной трески. — Мы все время что-то упускаем. Чем больше находим, тем больше упускаем.
Она сделала глоток вина. Йельм смотрел, как двигается ее кадык. Находясь так близко от нее, перестал ли он считать ее красивой? Нет, не перестал. Но его желание нашло альтернативный выход, которого раньше не было.
— Мне кажется, мы уже знаем достаточно.
— Что мы тогда здесь делаем?
— Ищем импульс. Слабый электрический разряд, который свяжет и приведет в движение все разрозненные частицы.
— Ты романтик, — сказала она и улыбнулась. Он видит ее улыбку слишком часто, и она уже не возбуждает его? В голову лезли нелепые мысли.
Они перестали считать дни. Сидели как рыбы в аквариуме. Однажды утром в дверях показался Ларнер. Возбужденный, с пистолетом под мышкой.
— Не устали? — заорал он с порога.
Четыре воспаленных глаза скептически посмотрели на него.
— А что вы скажете насчет настоящей работы? Иностранные наблюдатели участвуют в операции против наркомафии.
Йельм и Хольм обменялись взглядами. Пожалуй, разминка им сейчас не помешает.
Они побежали за Шонбауэром по коридору. Пол под его тяжестью вибрировал, словно сейсмический пояс переместился с западного на восточное побережье.
— Значит, так, — сказал Ларнер, — сейчас мы помогаем ATF
[63]. После того, как наш К переехал к вам, нас не знают чем занять. Остальные серийные убийцы штата находятся на попечении других сотрудников. А мы отправляемся к наркоманам в Гарлем, вам представляется шанс посмотреть американской действительности прямо в лицо. Не отставайте.
Они уже были на улице. Тут же подъехал огромный черный американский автомобиль, Черстин и Пауль запрыгнули в него и сели рядом с Ларнером и Шонбауэром. Все четверо поместились на заднем сидении. Оба агента были в куртках с яркими желтыми буквами ATF. Как похоронная процессия, у которой могут украсть покойника, кавалькада, состоящая из одних черных машин, на скорости протиснулась через заторы и пробки и прибыла в северный Манхэттен, район, где жили те, кто потерял надежду, кто был принесен в жертву, кто умер еще при жизни. Фасады домов становились все более ветхими, и вскоре шведам стало казаться, что они находятся где-то в разбомбленном городе. Среди встречных людей попадалось все больше темнокожих, потом белых не стало видно совсем. Метаморфоза хоть и страшная, но логичная: из белого Даунтауна они переехали в черный Гарлем. Закрывать на это глаза, бессмысленно. Это факт.
