— Удачные биржевые спекуляции. Слава богу, в наши дни в Швеции есть где заработать деньги.
— Это не имеет отношения к вашим арабским контактам?
— Нет.
— Отлично. Должен вас предупредить, что вы уже четверть часа находитесь под круглосуточным наблюдением, так как мы полагаем, что вашей жизни угрожает опасность.
Она с ненавистью уставилась на коварного полицейского.
— Защита или слежка? — спросила она с напускным спокойствием.
— Как вам больше нравится, — ответил Арто Сёдерстедт и попрощался.
Конечно, можно было добиться большего, но он все равно был доволен результатом.
* * *
Хорхе Чавес перестал заниматься всей сотней машин и сосредоточил свое внимание на одной. Это было рискованно. Несуществующее предприятие называлось “Кондитерская ‘Овсяные Хлопья’”, название выглядело совершенно безобидно и потому подозрительно. По документам фирма должна была находиться в Сундбюберге на Фредсгатан, но по этому адресу никаких овсяных хлопьев не было и в помине, если не считать тех, что продавались по соседству в универсаме “Консум”.
Чавес с присущей ему энергией проработал списки предприятий, хранящиеся в Патентно-регистрационном бюро, и в конце концов нашел, что фирма зарегистрирована на имя некоего Стена-Эрика Бюлунда, который на момент организации предприятия проживал на улице Росундавэген в Сольне. Согласно документам Государственного управления социального страхования фирма обанкротилась, и Чавесу пришлось рыться в рукописных материалах и листать реестры имущества должников. Наконец он узнал, что “Кондитерская ‘Овсяные Хлопья’” разорилась в 1986 году. “Вольво” с номером, начинающимся на “В”, был приобретен в 1989 году, то есть спустя три года после закрытия предприятия. Налоги и страховка были уплачены, но деньги поступили не от “Овсяных Хлопьев”.
Чавес нашел и самого Стена-Эрика Бюлунда, проживающего в Риссне, и отправился к нему. Настроен Чавес был очень решительно, но ничего не вышло — по указанному адресу находился дом престарелых, а Стен-Эрик оказался девяностотрехлетним стариком в глубоком маразме. Но Чавес не сдался, он все равно пошел туда, где полдничал Стен-Эрик, и присутствовал при том, как тот засовывал банан под мышку и лил кисель себе на лысину. Уже понимая, что ЦРУ тут ни при чем, Чавес все же спросил:
— Почему вы зарегистрировали “вольво” на фирму “Кондитерская ‘Овсяные Хлопья’”, хотя к тому времени фирма уже три года как обанкротилась? Кто оплачивает счета? Где машина?
Стен-Эрик нагнулся к нему, очевидно, чтобы сообщить государственную тайну.
— Медсестра Орвар настоящая прорва, — сказал он. — А мой отец был строгой старой дамой и любил, когда его щипали за Европу.
— За Европу? — уточнил Чавес. — Может, это шифр?
— Конечно, он бегал, как сука среди дворняжек. У брата Лины сиськи длинные.
Хотя Чавес все еще находился под очарованием своей гипотезы, истина стала потихоньку открываться ему. Особенно очевидно это стало, когда Бюлунд вдруг поднялся и расстегнул штаны при виде старой дамы, которая, глядя на его член, только широко зевнула.
— У моего Альфонса был не такой, — сказала она своей соседке по столу. — У него был большой, как груша, ты уж мне поверь. Болтался между ног, как огромная груша. Жалко только, что все больше без дела болтался.
— Да, моя дорогая, — ответила соседка по столу. — Когда мы с моим Оливером однажды баловались в темноте, он снял штаны и дал мне потрогать своего малютку, а я говорю, нет, спасибо, курить не хочу. Но зато у него могло стоять часами, пока я совсем из сил не выбьюсь. И не важно, что маленький. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Чавес только рот разинул. Пришлось ему признать полную несостоятельность своей теории. Уходя, он услышал за спиной шепот:
— Это, кажется, новый доктор, да милочка? Он из Ливана, да? Чем меньше мужчина, тем больше у него член, так говорят в южных странах.
— Я думаю, это мой Оливер. Он иногда меня навещает. Для покойника он довольно хорошо сохранился и ходит быстро, правда?
* * *
Пауль Йельм поежился. Из всех границ, которые он пересек за последние сутки, Сложнее всего было преодолеть смену климатических поясов. Он стоял под зонтом с логотипами полиции и смотрел на мокнущие под дождем длинные ряды складов “Линк коуп”. Йельм понял, что имел в виду Нюберг, говоря об упавших небоскребах. Тот, что в Тэбю, был классом повыше, здесь, в трущобах Фрихамнена, попроще. Оба упали навзничь.
Йельм миновал будку охранника, предъявив ему свое удостоверение, и пошел вправо вдоль ряда зданий, снабженных платформой для погрузки товаров. У ада много обличий. Йельм побывал уже в наркопритоне в Гарлеме, в одиноком жилище Ламара Дженнингса и в камере пыток в Кентукки: какими они были разными и в то же время одинаковыми! И вот теперь это серое здание, складские помещения во Фрихамнене, чьим единственным украшением уже много лет является яркий логотип предприятия, сверкающий и переливающийся всеми цветами радуги. Здесь прошли свои круги ада Эрик Линдбергер, Бенни Лундберг и Ламар Дженнингс.
Подойдя к сине-желтой ленте ограждения, натянутой возле крайней правой двери, Йельм попытался заглянуть внутрь. Но из-за дождя он ничего не увидел, кроме экспертов, ходящих взад и вперед по подвалу с какими-то инструментами в руках. Йельм подошел поближе и встал наверху лестницы, удивительно напоминающей вход в тайную комнату пыток на кентукской ферме Уэйна Дженнингса. Железный стул, приваренный к полу, был точь-в-точь как там, и цементные стены, и голая лампочка…
— Как дела? — крикнул он экспертам.
— Отлично! — ответил один из них. — Очень много органики. Больше всего, конечно, “наследила” жертва, но так как преступник не успел за собой убрать, его следы наверняка тоже остались.
Сейчас, при свете ламп, комната казалась самой обычной, в ней не было ничего страшного или опасного. Однако именно здесь произошло столкновение. Сюда проник Ламар Дженнингс при помощи ключа, сделанного с глиняного слепка. Скорее всего он ждал появления отца в углу за картонными коробками. Уэйн Дженнингс появился в компании с Эриком Линдбергером, которого он либо принес, если тот был без сознания, либо привел под каким-то предлогом, усадил на железный стул и начал свое дьявольское дело. Вид отца, которого он пятнадцать лет считал мертвым, и зрелище ужасных пыток вновь спровоцировали у Ламара приступ и, потеряв самообладание, он выдал себя. Уэйн вытащил пистолет и застрелил ненужного свидетеля.
Другими словами, столкновения как такового не было. Дженнингс просто убрал досадную помеху, не раздумывая, как прихлопывают комара, не отрываясь от стрижки газона. Конец истории получился вполне закономерный.
Йельм вошел в центральный подъезд, где над входом светился логотип “Линк коуп”, и обратился к администратору, громкоголосой женщине лет сорока пяти в синей рабочей одежде. Склады находились в ее непосредственном ведении.