Хультин посмотрел на Йельма, Йельм посмотрел на Хольм, Хольм перевела взгляд на Хультина.
— Вы должны отпустить нас, — добавила Юстине Линдбергер. — Кто-то обманул вас. Вас использовали.
Йельм как будто снова увидел перед собой Уэйна Дженнингса и вспомнил, как тот произнес: “Этого вы никогда не узнаете”. Йельма замутило, он испугался, что его снова вырвет, но желудок был пуст.
— Значит, они вас ищут, — сказала Черстин Хольм. — Мы должны помочь вам скрыться отсюда.
— Так или иначе, но выпустить ваш корабль мы не можем, — отрезал Хультин. — Мы должны его тщательно осмотреть. И вы пойдете с нами.
— Вы должны защитить нас от них, — устало произнесла Юстине Линдбергер. — Вы навели их на наш след, теперь ваш долг защищать нас.
Смущенно взглянув на нее, Хультин попятился через разбитую дверь на палубу. Там он посторонился и пропустил вперед Хольм, Германа Бенгтссона, Юстине, троих иракцев и Йельма. Завывал ветер. Хлестал дождь.
Они двинулись к трапу.
Все дальнейшее произошло очень быстро и неожиданно.
Голова Германа Бенгтссона вдруг разлетелась на сотни кровавых частиц, и он рухнул на палубу. Трое мужчин были отброшены к стенке каюты невидимым каскадом пуль. Пули вырвали куски пуха из курток, куртки окрасились в красный цвет. Безжизненные тела повалились на палубу как мешки. Черстин бросилась к Юстине и закрыла ее собой. Она сделала это импульсивно, не раздумывая, просто защитила ее своим телом. Пуля чиркнула по руке Черстин и попала в правый глаз Юстине. Кровь Юстине брызнула в лицо Черстин.
Хультин оцепенел. Он стоял и смотрел на горящие вдали огни города. С моря Висбю казался крепостью, построенной в ожидании Судного дня.
Зажав в руке пистолет, Йельм крутил головой влево и вправо, пытаясь что-то разглядеть, но целиться было не в кого. Нападавших не было. В конце концов Йельм засунул пистолет в наплечную кобуру и подумал, что, наверно, теперь понимает, какие чувства испытывает человек, которого только что изнасиловали. Он обнял Черстин, та, тихо всхлипывая, уткнулась ему в плечо.
Красный от крови мокрый пух медленно оседал на палубу, словно пытаясь скрыть следы трагедии.
Было тихо. Порт Висбю продолжал жить своей обычной жизнью.
Как будто ничего не случилось.
28
Гуннар Нюберг захотел в туалет. Он уже несколько часов сидел на стуле в подвале полицейского участка, не позволяя себе ни на секунду расслабиться. Пара полицейских, охранявших Дженнингса, поиграв пару часов в “очко”, сменилась, и теперь на их месте сидели новые стражники и играли в ту же игру.
От однообразия можно было свихнуться. Не последнюю роль в этом играла обстановка. Стены были небрежно выкрашены в светло-желтый цвет и покрыты толстым слоем пыли, люминесцентные лампы заливали коридор резким неприятным светом, вдобавок ко всему настойчиво напоминал о себе мочевой пузырь — нападения с этой стороны Нюберг не ожидал, и оно показалось ему особенно коварным.
Принесли еду для Уэйна Дженнингса. Момент был очень ответственный. Но кастрюля с супом остывала на столе, а охрана все не могла оторваться от игры в “очко”. Переполненный мочевой пузырь нестерпимо болел, и Нюберг никак не мог дождаться конца игры. Что тут так долго играть? Раз-два и готово, двадцать одно очко!
Охранники неприязненно косились на него. Наконец они взяли поднос с супом, хлебом и кружкой молока и приготовились войти в камеру.
Они вошли. Заперли за собой дверь. Нюберг остался в коридоре. Он вынул пистолет, снял его с предохранителя и, держа оружие здоровой левой рукой, направил его на дверь. Боясь даже думать о том, что может произойти, Нюберг, сидя в пяти метрах от двери, был готов стрелять на поражение.
Время тянулось медленно. Охранники не появлялись. С каждой секундой сомнения таяли. Нюберг уже забыл про то, что хотел в туалет.
Дверь тихо скрипнула.
Увидев перед собой Нюберга и направленное прямо в сердце дуло пистолета, Уэйн Дженнингс, похоже, удивился:
— Гуннар Нюберг, — произнес он. — Какая встреча!
Нюберг резко встал, эхо от упавшего стула раскатилось по коридору, который сейчас напомнил Нюбергу нору хищного зверя.
Он прицелился в самое сердце. Дженнингс сделал шаг вперед.
Нюберг выстрелил. Два выстрела в сердце. Уэйна Дженнингса отбросило назад. Он упал и остался лежать на полу.
Нюберг сделал два шага вперед, продолжая держать Дженнингса под прицелом.
Уэйн Дженнингс встал.
Он улыбался. Но в глазах его был лед.
Нюберг вздрогнул. С расстояния в два метра он разрядил пистолет в грудь кентукского убийцы. Дженнингс опять упал.
Гуннар Нюберг уже приблизился к нему почти вплотную.
Дженнингс снова поднялся. Черные следы от выстрелов ярко выделялись на белой рубашке. Дженнингс улыбался.
Нюберг снова нажал на курок. Осечка. Отбросив пистолет, Нюберг вложил все силы в мощнейший апперкот. Теперь Дженнингсу не подняться.
Удар пришелся по воздуху. Противника не было. И тут же тело Нюберга пронзила острая боль. Его крупное тело конвульсивно дернулось. Он увидел, что лежит на полу, а Дженнингс нажимает какую-то точку на его шее. Лицо Дженнингса находилось в нескольких сантиметрах от его лица. Дело приняло серьезный оборот.
— Ты должен меня забыть, — сказал Уэйн Дженнингс. — Ты должен вычеркнуть меня из памяти. Иначе тебе не будет покоя.
Он отпустил Нюберга. Нюберг попытался сесть, но судороги не прекращались.
Последнее, что он услышал, проваливаясь в черноту, был голос:
— Я — Никто.
29
Дождь не прекращался. Движение на части стокгольмских улиц было перекрыто. Некоторые исторические здания начали протекать, и потребовалась срочная эвакуация жителей. Еще хуже обстояло дело в пригородах. Там затопило целые жилые массивы. Несколько регионов Швеции после бури остались без электричества и телефонной связи. Ситуация была почти катастрофической.
Полицейское управление, однако, продолжало работать в полную силу. Хотя комнату заседаний можно было называть “штабом” только с большой натяжкой. Эти жирные кавычки постоянно напоминали о себе и, казалось, хохотали прямо в лицо членам “Группы А”.
— Надо было стрелять в голову, — твердил Нюберг. — Хоть бы один выстрел в череп! Боже, какой я идиот!
— Откуда тебе было знать, что он снял с охранника пуленепробиваемый жилет?
— Я не должен был пускать их в камеру!
— Мы многого не учли, — мрачно проговорил Хультин. — И изрядно напортачили.
Он посмотрел на Нюберга со своей кафедры. Вид у того был жалкий. К сломанному носу и руке прибавился большой бандаж на шее. Строго говоря, Нюбергу следовало быть не здесь, а дома. Отлеживаться после двух сотрясений мозга. Но разве он уйдет?
