— Перестаньте, Юргис! — Лиза смеялась, глядя на Машу, которая всерьез задумалась над словами мужа. — Вы сами рассуждаете, как немец! Много тут выпили местного пива?
— Немцы не потому немцы, что они пьют пиво, — заметил поэт, — они пьют пиво, потому что они немцы.
— Опять эти ваши парадоксы! Лучше покажите мне на карте, откуда начинается тропа на Unnütz.
— От ручья Luisenbach
[63].
— Ах, как это мило! Они уже назвали ручей моим именем!
— Вы слишком самонадеянны, Лиза. Горы этого не любят.
— В чем ты собираешься идти? — воскликнула Маша. — У тебя даже нет подходящей обуви!
— А это?! (Лиза вскочила и поставила ножку на табурет.) Эти башмаки я купила в Лондоне. Они прочные и на толстой каучуковой подошве. Им сноса не будет!
Юргис и Маша с интересом посмотрели на башмак.
— Он на вас похож, — вдруг заметил Юргис. — Он такой же, как вы… Самонадеянный…
Евпраксия
Зеехоф. 29 июля 1902 года
[64].
Я получаю телеграмму, что Лиза 28 вечером приедет. Пришлось посылать экипаж за ней, и представь, она вчера вечером приехала в 10 ч. в., сегодня в 11 ч. утра ушла одна в горы, и весь день ее нет. А мы завтра хотели уже выехать в Мюнхен.
Лиза экзамен отложила до осени. А интересно знать, принимает ли печать ее сочинения? Она мне ни слова не говорила.
10 ч. вечера. Представь, Лизы все еще нет, я измучилась даже, где она? Холодно, страшно, а она налегке. Просто не знаю, что и думать, и что будет? Ушла одна. Другие ходят скорее, на 5 час., видно, ушла куда-нибудь дальше или заблудилась. Что я буду делать, если что с ней случится? Я отговаривала, не послушалась, уговорила меня, что скоро вернется. Думаю, что где-нибудь переночует на дороге, пошла в дождь, и с горы ничего не видно.
Е. Оловянишникова.
Зеехоф. 30 июля 1902 года.
Сегодня второй день, как Лизы нет, мы страшно расстроены, остались нарочно разыскивать ее, посылали гонцов во все стороны, завтра опять шлем гонцов. Я дальше оставаться в Зеехофе не могу, <чтобы не> разболеться. Маша так добра, что останется с мужем здесь, пока ее не найдут.
Е. Оловянишникова.
Вена. 4 августа 1902 года.
2 ч. ночи. Я писала, что Лиза ко мне в Зеехоф, на Ахенское озеро в Тироле, приехала вчера вечером, т. е. 28 июля, и утром 29-го в 11 ч. утра ушла на гору и не возвратилась…
Рассказали, что в 12 ч. утра она была (не доходя до вершины 1 ½) у старика, мимо которого все должны пройти, смотрела на часы, он ей говорил не ходить дальше, показал, что выше туман; но она по-немецки не понимала и ушла в направлении вершины, не пивши у него молоко, и назад не проходила…
Предполагали, что замерзла, тогда нашли бы умершей, может, за туманом ушла в другом направлении, очутилась где-нибудь в деревне, может, больная, не зная, где мы…
Дали знать русскому консулу в Мюнхене и послали в Вену телеграмму консулу. Оставили в Зеехофе ее вещи в полиции, дано денег на телеграммы и объявили премию 100 крон тому, кто ее найдет. И вот сегодня неделя, как она в воду канула. Можно предполагать, что убили ее и зарыли или за туманом в пропасть свалилась, хотя уверяют, что тут их нет…
Приехала она к нам в 9 ½ ч., поужинала, поговорила со мной ½ ч. и ушла спать. Из разговора с ней я узнала, что экзамены она отложила до осени, едет в Киев, а потом в Нерехту заниматься, денег на дорогу до Киева у ней не хватает, “собственно, я к вам, тетя, за этим больше и приехала” — вот ее слова буквально.
Вы не можете представить, что мы должны были чувствовать и переживать за это ужасное время, но уж я о себе больше говорить не буду…
Георгий Казимирович Балтрушайтис вел все переговоры с полицией и консулом… Если бы Вы сами были здесь, то больше не могли бы сделать для Лизы. Теперь как сообщить Вашей матери, я не берусь за это? Завтра утром в 12 ч. дня я еду в Москву.
Е. Оловянишникова.
Мария
Мюнхен. 5 августа 1902 года.
Наконец-то Вы откликнулись на нашу срочную телеграмму — через 3 ½ дня! Сейчас послали Вам ответную, что никаких следов не могут даже найти. Теперь сообщу Вам все, что предпринимали, чтобы найти Лизу. Она ушла в понедельник в 10 ½ ч. ут. ровно неделю тому назад; шел дождь, было холодно, мы уговаривали не ходить — но Вы знаете Лизу. Ожидали ее назад, часов в 6. В 7 мы уже беспокоились, ходили по дороге навстречу, кричали. Тотчас же, ночью, при такой темноте посылать искать немыслимо было, никто не пошел бы, да и все равно не было бы возможности при фонарях обыскать всю эту большую гору. Рассчитывали, что где-нибудь, заблудившись, ночует, в какой-нибудь хате, и рано утром придет. В 7 ч. утра смотрели в ее комнату, ничего… Ночью было холодно, в горах снег выпал. Георгий Казимирович взял проводника, вина, ушел на гору; дошел до половины, где обыкновенно отдыхают и пьют молоко. Спрашивает; говорят, была вчера в 12 ч. дня, спрашивала, сколько времени до Unnütz (эта гора), сказали 2 ч. еще идти; по-немецки она ничего не понимает, ей показали на часах; молоко не захотела пить. Ушла — и не возвратилась, хотя должна была непременно пройти мимо, чтобы вернуться к нам.
Мой муж тут же нанял двух людей обыскать гору, двух других послал по предполагаемой дороге, на которой Лиза могла заблудиться, — до той деревни, куда эта дорога приводит. Через несколько часов посланные возвратились: никого не видели. В гостиницу явился жандарм, записал с наших слов приметы Лизы и уже от себя опять послал троих на розыски… На другой день (31 июля) с 4-х часов утра 7 человек снова обыскивали всю гору, все тропинки — ничего. Посылали в Aschau, Kramxach, Brixlegg — в местечки, куда Лиза могла попасть, расхворавшись от холода и усталости. Расспрашивали всюду — никто не видал, нигде нет…
1 августа поехали в полицию, в Achenthal. Нас принял Gemeindevorsteher, начальник общины, лицо ответственное. Просили его объявить всюду, где только возможно, что потерялась девица (ее приметы), кто ее найдет — получит премию в 100 крон, кроме платы за труд по таксе. Просили также послать опять людей на розыски, куда он найдет нужным, все будет уплачено. Оставили ему 200 крон. Он послал 4-х людей с собаками обыскать гору с противоположной стороны, где и дорог-то нет и никто не ходит — ничего.
Затем пригласили начальника общины и жандарма в гостиницу и сдали им весь багаж. Он был опечатан. В портпледе нашли портмонэ Лизы с австрийскими деньгами. В нашем присутствии полиция сломала ее маленькую дорожную сумочку. Там нашли паспорт, золотой медальон и черные часы, всякую мелочь — и яд! Я записала название: acid. oxalicum
[65], из Англии, в большом количестве. Для предосторожности отдали жандарму. Деньги, медальон и черные часы, все переписано и сдано под квитанцию полиции. Еще у Лизы остался на станции сундук, квитанции от которого мы не нашли. Он не пропадет
[66]. От полиции взяли также свидетельство, что Лиза в такой-то день потерялась, приняты были все меры, но ничего не найдено… Во всей местности был такой переполох!
