Кто же вернул Анне Иоанновне право на неограниченную власть? Из 162 человек, приложивших руки ко второму прошению, 62 до того не подписывали ни проектов, ни первого прошения. Вместе с девятнадцатью офицерами и чиновниками, поставившими подписи только под первым прошением, они составляли почти половину пришедших во дворец представителей «верных подданных».
Бросается в глаза присутствие гвардейских офицеров (42 преображенца, три семёновца и 35 кавалергардов), которые явились защитить свою «полковницу» от происков «бояр». Как свидетельствуют испанский и французский дипломаты, бравые офицеры в первую очередь потребовали возвращения императрице законных прав и бросились к её ногам с криками: «Государыня, мы верные рабы вашего величества, верно служили вашим предшественникам и готовы пожертвовать жизнью на службе вашему величеству, но мы не потерпим ваших злодеев! Повелите, и мы сложим к вашим ногам их головы!»
В 1730 году гвардия сохранила приверженность своей «полковнице», как и пятью годами ранее при возведении на престол Екатерины I. Но теперь она в первый раз выступила как самостоятельная политическая сила. Переворот обеспечили не командиры, а обер-офицеры, возглавлявшие дворцовые караулы: сочтя предъявленные императрице требования неприемлемыми, они добились нужного поворота событий. Символично, что среди «восстановителей» самодержавия оказался дед первого дворянина-революционера кавалергард Афанасий Прокофьевич Радищев…
Майор Преображенского полка С.А. Салтыков предложил «обуздать всякого, кто осмелится высказать противное мнение». Вместе с ним агитацию в пользу Анны освящали своим авторитетом престарелый боярин и фельдмаршал князь Иван Юрьевич Трубецкой и другой почтенный деятель петровского царствования Иван Михайлович Головин, генерал-лейтенант, генерал-кригскомиссар и «главный адмиральский помощник» великого императора, его любимый денщик, умело игравший роль простосердечного и верного слуги.
Что чувствовали представители российской элиты, только что обсуждавшие программы реформ, а теперь просившие о восстановлении самодержавия? Мы не знаем, кто из них ставил свои подписи по убеждению, а кто по «конъектуре» или «за опасностью». Определённую роль сыграла и «великая трусость» знати, о которой с презрением отзывался Феофан Прокопович. Испытавший и взлёты, и опалы А.И. Ушаков и его осторожнейший тёзка Остерман выбрали проверенный вариант — самодержавие — и не прогадали, став предметом зависти и осуждения менее удачливых коллег. Рассказ Лефорта (в донесении от 2 марта) о бессильных угрозах фельдмаршала В.В. Долгорукова в адрес генерала Барятинского показывает, что Ушаков был не единственным «перемётчиком».
Да и дело было не только в угрозах — само присутствие сплочённой группы офицеров служило достаточным аргументом для «добровольного» обращения к Анне о принятии «самодержавства». И не эти служаки составляли как первое, так и второе прошение — их инициировали, обдумывали и сочиняли более грамотные и старшие по чину персоны, в том числе и те, кто ещё недавно выдвигал «конституционные» проекты. Возможно, составители прошения ещё питали надежду, что императрица, отменив «кондиции» и власть «верховников», всё же разрешит шляхетству выбирать сенаторов, губернаторов и президентов коллегий. И уж совсем неопределённо звучало пожелание «форму правительства государства для предбудущих времян ныне уставлять».
Кроме гвардейцев, в числе «просителей» оказались армейские офицеры (неграмотный майор П. Коркачев, капитаны П. Васьков, Д. Сафонов, А. Брылкин, И. Анненков, поручик Я. Павлов), симбирский воевода Б. Толстой, обер-аудитор Ф. Дурасов, камер-паж С. Баклановский, незаконнорождённый сын И.Ю. Трубецкого И.И. Бецкой и прочие лица, не указавшие чина и звания и неизвестно как очутившиеся в составе депутации. Все они не имели отношения к предыдущим событиям; мы можем только предполагать, были ли они случайными людьми, примкнувшими к недовольным, или статистами, специально подобранными режиссёрами этого спектакля.
На первых строках подписей под обоими прошениями, поданными Анне Иоанновне 25 февраля, стоят имена одних и тех же персон генеральского ранга: генерал-лейтенанта Г.П. Чернышёва, Г.Д. Юсупова и А.И. Ушакова, генерал-майоров С.И. Сукина и А.И. Тараканова, тайного советника А.М. Черкасского, действительных статских советников М.Г. Головкина и В.Я. Новосильцева. В этом же ряду в обоих случаях оказался молодой и малочиновный камер-юнкер Н.Ю. Трубецкой. Все эти люди после переворота были облагодетельствованы императрицей. Можно предположить, что они и являлись организаторами составления обеих челобитных.
Анна в этот тяжёлый для неё день держалась достойно и не делала ошибок. Она приняла как должное поднесённые ей вторым прошением монаршие права, но не стала его подписывать и, таким образом, брать на себя какие-либо обязательства. С этого момента («пополудни в четвёртом часу», согласно журналу Верховного тайного совета) начался процесс передачи власти. По приказу Анны в зал были доставлены подписанные ею «кондиции» и сопроводительное письмо Верховному тайному совету, которые она «при всём народе изволила, приняв, изодрать» (в таком виде уникальный документ хранится сейчас в особом сейфе в Российском государственном архиве древних актов). Затем сенаторы А.М. Черкасский и М.М. Голицын-младший отправились в Сенат с указанием остановить «несамодержавную» присягу и вернуть все использованные и неиспользованные присяжные листы. На следующий день «верховники» присягнули Анне Иоанновне уже как самодержице и официально «приказали» Сенату, Синоду и трём «первейшим» коллегиям сделать распоряжения об остановке старой присяги по всей стране.
Последним днём заседаний Верховного тайного совета стало 28 февраля. «Верховники» вынесли приговор своему правлению: составили манифест о «принятии самодержавства», который сами отнесли на подпись императрице вместе с черновиками «пунктов» — Анна явно интересовалась подробностями «затейки» своих противников; ей была отослана и «кабинетная печать»
.
Но дело ещё не было завершено. Анна Иоанновна и те, кто стоял за её спиной, понимали, что формально императрица была обязана самодержавием 162 дворянам, пришедшим во дворец, что немногим отличалось от её выбора «верховниками». Для «природной» царевны подобное вхождение в «прародительскую» власть выглядело и сомнительным, и унизительным. Поэтому начиная с 26 февраля окружение самодержицы предприняло масштабную политическую акцию по утверждению легитимности нового режима. В Столовой палате Кремлёвского дворца была положена копия второго прошения и началась процедура её подписания, к которой была привлечена «общественность».
Первыми документ подписали зять Анны И.И. Дмитриев-Мамонов и главные герои событий — Преображенские майоры В. Нейбуш, А. Лукин, Д. Голенищев-Кутузов и другие офицеры. С пятого листа начинаются подписи архиереев во главе со «смиренным Феофаном». Затем стоят подписи генералов, гвардейцев, флотских чинов, офицеров находившихся в Москве полков, чиновников центральных учреждений и контор, придворных от высших чинов до стряпчих, подключников и «дозорщиков конюшенного ведомства».
К прошению приложили руки ученики «московской академии» и «математической школы», представители смоленской шляхты, «не умевшие» по-русски и подписывавшиеся латинскими буквами. К подписанию были допущены «купецкие люди», содержатели и «компанейщики» мануфактур, мещане городских слобод (Хамовной, Кадашевской, Конюшенной и пр.) и даже случайные приезжие из Петербурга, Рязани, Устюга и других городов вроде серпуховского купца Ивана Кожевникова и «вологжанина посадского человека Дмитрия Сукина». Всего по 7 марта включительно прошение подписали 2246 человек, однако основная масса подписей (1182) была получена уже в первый день, 26 февраля
.
