Порте весьма важны отношения наши с Англией, ибо на сию державу надеялась она по затеям своим против России. Пребывание посла турецкого в Англии есть давняя работа Энсли, недоброхотного России, но ныне, кажется, что Порта и Англия в сем поступке раскаялись.
Посол Венециянской Республики Фоскари заслуживает только примечание по робости его против якобинцев. Он помогает их корреспонденции и поневоле принимает их в дом свой и столько же робеет по сим поступкам перед министрами союзных держав.
С императорским интернунцием бароном Гербертом обходился я с некоторою искренностью по делам общим. Я нахожу его человеком весьма самолюбивым и начинающим всякое дело от собственной своей пользы, и сими двумя пружинами только можно его направить на какой-либо подвиг. Лично не любит он Россию и с досадою видит, что уважение к нему от Порты есть единственно по мере связей двух императорских дворов.
Он, сказывают, подал надежду Порте, что может быть принят в Вену резидующий министр турецкий, по примеру Англии, и в сей надежде сделала Порта предложение Венскому двору, которое, однако же, поныне без ответа. Он иногда открывал мне мнение свое искренно, но для сего должно весьма обольстить его самолюбие и таким способом можно с ним советовать. Он уверен (сказывают надежные люди), что в случае разрыва между Россиею и Портою остаться может Австрийский двор незамешанным.
Сие мнение тем вреднее, что на малые происшествия, могущие способствовать разрыву, взирать он будет равнодушно. Вам известно, сколь нужно сохранять связь неразрывную с австрийским министром и показывать оную публике.
Прусский министр господин Кнобельсдорф прежде сего казался быть совсем преданным барону Герберту; после некоторого времени и, без сомнения, по произошедшим холодностям в конце прошедшей компании между дворами, а более по письмам Луккезиния удалился он от интернунция приметным образом. Он показывал мне многие расшифрованные депеши от своего государя, где ему предписывается иметь со мною наитеснейшую связь. (Заметить должно, что сии открытия были прежде того времени, как зачал требовать Берлинской двор сюбсидов).
Касательно лично до него найдете Вы в нем человека весьма честного. Он ничего не упустит, чтобы заслужить дружбу Вашу. Внимание его ко мне было безмерно. Способности его как министра столь умеренны, что ежели бы представилась двору его надобность в трудной негоциации с Портою, то думаю, его бы не употребили. Заботится он, однако же, весьма о получении сведений и довольно в них успевает, но каналы его маловажны, а потому не велики известия, им получаемые.
Порта, уведав о переговорах Прусского двора касательно сюбсидов, внушила Кнобельсдорфу предложить двору признание Республики Французской; обещая последовать сему примеру, Кнобельсдорф принял сие на донесение и содержит в глубокой тайне, а потому и нужно будеть следовать за его поступками.
Неаполитанской посланник граф Лудольф душевно привязан к интересам России, но малые его способности делают, что внушения его при Порте не успешны. Ему должно пересказать из слова в слово то, что внушить Порте должно, а иначе повредит он всякое дело. Реис-эфенди, ведая слабость графа Лудольфа, часто призывает его на свидания и охотно с ним о делах разговаривает.
Барон Асп, посланник шведский, согласуясь с образом мыслей регента шведского, совершенно предан интересам Франции. Он, быв приближенным человеком покойного короля, казался бы должным иметь отвращение от системы совсем противной, но связь его с Декоршем, который его в некоторых письмах другом своим называет, доказывает, что он предался временным своим пользам. Его поведение столь скрытно, что многие его поступки в пользу якобинцев некоторые из иностранных министров возлагали лично на Мураджу, его драгомана.
Малое влияние г-на Булиния, поверенного в делах испанского, не требует и изъяснения о его личных качествах. Поверенный в делах датский барон Гибш по делам собственным и по склонности России предан, но не имеет никакого ныне участия в политических делах. По отсутствии посла Голландской Республики оставлены от него поверенными в делах двое: Брайоти и Панчо. Оба сии здесь столь мало приметны, как бы их не было
[…]
Австрийский министр и прусский сообщили мне полученные ими последней почтой от дворов своих депеши, относящиеся на известия о приготовлениях Порты к разрыву с Россиею.
Во всю бытность мою здесь следовал я, сколько становилось моего проницания, за поступками Порты и, соображая все видимости, нахожу, что Порта при всем своем лукавом расположении к России не приняла еще решительного намерения к разрыву и ожидает происшествий в Европе, и наиболее, какой оборот примут дела союза против Франции, также и каково окажется расположение Польши и каковы будут этой земли способы, а паче всего будет ли в состоянии Конвенция дать Порте существенную помощь.
Крепости турецкие в Бессарабии придут к концу в будущую осень, и каковы через будущее лето будут приготовления, вот что яснее покажет намерения Порты. Приготовления могут быть и под видом делаемых против Махмуд-паши, но легко можно будет различить истинное от предлогов. Между тем доходящие до Порты слухи о вооружениях в России от часу более ее приводят в размышление и, может быть, принудят к вящим приготовлениям оборонительным.
Михайло Голенищев-Кутузов
Письмо М. И. Кутузова В. П. Кочубею с инструкцией о переговорах с турецким правительством
Секретно
При вопросах, которые Вам приготовляет Порта касательно вооружений наших в Херсоне и на границе, не можете Вы, конечно (не имея от двора наставлений), сказать что-либо решительно сверх уверений о сохранении мирных и других соседственных договоров с нашей стороны (уверений, кои Вы, конечно, сделать можете); не имеет, кажется, Порта никаких причин неблагонамерения со стороны России, а именно, было ли по заключении последнего мира неисполнение в каком-либо обещании, хотя бы словесно данном и не означенном в трактате, и еще менее если неисполнение трактата в малейшем пункте, было ли со стороны России хотя малейшее покушение к перемене чего-либо из трактатов?
Требовано ли было нами новое что, не только с угрозами, но и простою попыткою? Россия подает ли причину подозревать себя в сношении тайном с неприятелями Порты, давая ясно чувствовать всему свету пристрастие свое к стороне тех неприятелей во вред делам Порты. Вот бы поступки, дающие подозрение на худую волю к хранению обязательств. Что же касается до течения дел, ежели об них разговор будет, то ежели и есть в некоторых не важных остановка, то нет, однако же, сравнения с тем, что со стороны Порты происходит.
Во время бытности посла российского в Константинополе не только не текли важные тяжебные дела, но и в барате требуемого на Флока отказала Порта, но и в бежавшем из службы посольской человеке, обокравшем многих из свиты и принявшем магометанский закон, не сделала Порта ни малейшего удовлетворения. Жалобы посла турецкого к Порте (ежели об них говорить будут) ничего более не доказывают, как невместность его требований и противоположное поведение его в сравнении с поступками посла российского.
