Самым трудным оказалось найти половую тряпку. Ее не оказалось ни в ванной, ни в туалете, а где еще могла быть эта чертова тряпка, Грозовский не знал. Он включил пылесос и «засосал» яйца с каким-то злорадным чувством мести за неотделенный желток…
Чтобы совсем не провалить ужин, он поставил на стол в гостиной бутылку вина, бокалы и… развернул котят обратно.
Если Надька каждый день вот так, с риском для жизни, готовит завтрак, обед и ужин, можно потерпеть этих животных. И ангелы пусть играют на флейтах… И слоны строем идут… И Хотей, этот бронзовый шарлатан, пусть занимает полкоридора…
В голову вдруг пришла дельная мысль, и он взял телефон.
Запах гари Надежда почувствовала еще в подъезде. Заподозрив неладное, она своим ключом открыла дверь и ворвалась в квартиру.
В страшном чаду на кухне Димка стоял на коленях и собирал осколки ее любимой голубой мисочки. Почему-то в носок. Почему-то в ее сиреневом фартуке с заячьей мордой на груди.
На сковородке догорал стейк. Горка других, таких же обгорелых, лежала на тарелке, украшенная помидорами черри.
Надя ринулась к плите, выключила огонь.
– Господи! Что ты тут делаешь?! – Она оглядела разгром на кухне.
Разнокалиберные куски сливочного масла лежали в тарелках, посуда из шкафов валялась на полу, но больше всего ее поразило шило на столе.
– Ты не поверишь, но я решил приготовить романтический ужин. – Дима встал и потряс носком. В носке загремели остатки любимой мисочки.
– Ты… ты посмотри, чего ты тут навалял, мне ж это два дня разгребать!
– Не драматизируй. Я считаю, что справился с минимальными потерями. – Грозовский кивнул на гору горелых стейков, украшенных черри, и опять зачем-то потряс носком. Осколки снова мелодично зазвенели.
– Ты… почему… – Первый раз в жизни у Нади не хватало слов.
– Пакета нигде не нашел, – объяснил Дима. – Это же осколки… Их как-то обезопасить надо. – Он безошибочно нашел мусорное ведро и опустил в него «музыкальный» носок. – Мелкие-то засосались, а эти, покрупнее, того…
– Куда засосались? А… – Надя уставилась на расплавившиеся куски масла в тарелках.
– Это я сто двадцать грамм отмерял. Весов-то у нас нет, матушка! Ты вот как отмеряешь? Чем?
– А шило, шило-то здесь при чем?
– Белки от желтков отделял. Ты вот как отделяешь?
– Нет, ну это прям рехнуться можно… – На глаза ей попался пылесос.
– Там яйца, – предупредил Дима. – Наверное, его как-то помыть нужно…
– Нет, ну ничего себе! Приходишь с работы усталая как лошадь, а тут… – Слов опять не хватило, и Надя закашлялась от возмущения.
Грозовский взял со стола тарелку со стейками и понюхал помидорчики черри.
– Ты знаешь, как это называется? Очень романтично. Мясо в кляре по-андалузски, испанская штучка. Кляр, правда, я забыл…
– Я бы сказала, как это называется, да только, боюсь, у тебя уши трубочкой скрутятся… – Надя поймала его отчаянный взгляд и замолчала. Он ведь для нее это все – и яйца пылесосом, и масло кусочками по всей кухне, и носком пожертвовал, и с шилом вон что придумал! Все! Ради! Нее!
На какие там «толстые обстоятельства» намекала Дашка?! Видела бы она Грозовского с зайцем на груди…
Дима шваркнул тарелку о пол. Стейки, черри и новые осколки разлетелись по кухне.
– Димочка! – Надя бросилась ему на шею и быстро-быстро стала целовать лицо, шею, плечи. – Прости меня, пожалуйста… Димочка! Димочка, ну прости!
Пару секунд он стоял как каменный, потом оттаял, обнял ее крепко, поцеловал в висок и прошептал на ухо:
– Надька, я столик в ресторане по телефону заказал. Поехали, у нас все-таки будет романтический ужин!
– Ага… Ты второй носок-то давай, давай, снимай!
– Зачем?
– Так осколки же! Их опять обезопасить надо! А эти… шницели твои… пылесосом, что ли…
* * *
Что она сделала не так?
В какой момент стала неудачницей? Она упустила этот момент. Этот день, этот час и эту минуту…
Почему Громова ухватила удачу за хвост, а от нее эта удача ускользнула? Да что там Громова…
Кудряшова – вот кадр.
В кошмарном сне Дарье не могло бы привидеться, что Грозовский на полном серьезе увлечется рыжей матрешкой с веснушками вполлица.
Сначала Дарья подумала – это блажь. Ну захотелось столичному денди свежей крови откушать, развлечься, взбодриться провинциальной непосредственностью… Но эта трапеза затянулась, а потом Дарья с удивлением вдруг поняла – это не блажь, а пресловутая «химия», которая бросает людей друг к другу и не дает расстаться.
Любовь, одним словом. Хоть романы пиши.
Дарья налила третий бокал виски и посмотрела на себя в зеркало. Шикарная. Да чего там – роскошная. Волосы, шея, талия, ноги… Особенно ноги – тонкие щиколотки, высокий подъем и длиннющие… Километра два безупречных шикарных ног. Она скинула шелковый халат, осталась в черном белье, чулках и туфлях на шпильках.
Чего-то не хватает…
Даша взяла алую помаду и накрасила губы. Как будто крови напилась. Так и надо – образ стал законченным и лаконичным.
Вот почему у нее с Грозовским не возникла эта самая «химия»? Любовь, которая… Почему с матрешкой? Дарья одним махом выпила виски, налила еще.
По большому счету, ей было неудобно жить с этой своей ненавистью. Будто ходишь на десятисантиметровой платформе – неустойчиво, шатко, вот-вот навернешься, шишку набьешь или, того хуже, ноги переломаешь. По большому-то счету, она, Дашка, была веселая, с огромными планами на жизнь. Только вот планы эти сбывались у других, а не у нее. И поэтому нужно устоять на этой неудобной платформе. Устоять и повернуть свою жизнь в нужное русло, раз уж по какому-то невероятному стечению обстоятельств она стала вдруг неудачницей…
…Добил ее сегодня Вадик Бойко. Она вышла из агентства и решила немного пройтись пешком – подышать свежим воздухом, чтобы унять расшалившиеся нервы. Неподалеку была кондитерская, и Даша решила заглянуть туда – подкупить эндорфинов, гормонов счастья. Съешь фруктовую корзиночку – и пять минут счастлива. Потом вторую и… снова довольна жизнью. Пусть недолго, но с гарантией. Это были ее таблетки от несчастий – пирожные.
Бойко неожиданно вынырнул из проулка, словно грабитель. Даша даже шарахнулась от него, потом присмотрелась – Вадик. Выглядит, правда, не очень – ботинки те же, в которых «Солнечный ветер» топтал, щетина… Стрижка рубликов на триста тянет, не больше, пеший опять же.
Где он работал после того, как Ольга его уволила, Даша не знала.
– О, какие люди! Привет, старуха! – Вадик фамильярно обнял ее за плечи.
– Привет, – Дарья слегка повела плечом, пытаясь стряхнуть его слишком теплую, мягкую руку.
