Оказавшись против воли в оппозиции ко двору, де Ришмон сохранил, однако, свой высокий титул, а также надежду когда-нибудь отомстить шамбеллану. Как и большинство крупных феодалов, он действовал на свой страх и риск, поддерживая то арманьяков, то бургундцев.
Орлеанские события заинтересовали де Ришмона. Он понял, что былые успехи годонов пошли под уклон. Коннетабль решил сделать пробный шаг к примирению с Карлом VII. Это и привело его вместе с отборным рыцарским войском под Божанси.
Неожиданное прибытие опального коннетабля поставило капитанов в затруднительное положение. Многие из них были должниками де Тремуйля. Они хорошо знали о настроениях, господствовавших при дворе. Однако перспектива получения свежих рыцарских сил накануне штурма казалась весьма заманчивой.
Герцог Алансонский поначалу пришел в ярость и заявил посланцам, что если де Ришмон отважится подойти, то королевские войска и Дева вступят с ним в сражение.
Постепенно, впрочем, под давлением уговоров окружавших принц успокоился. Жанна также старалась его разубедить.
– Следует помогать друг другу, – сказала она.
Герцог, как обычно, послушал девушку и, сопровождаемый ею, выехал навстречу коннетаблю.
Вскоре они увидели отряд всадников, впереди которого находился маленький смуглый человек с толстыми губами и угрюмым выражением лица.
Не уделив ни малейшего внимания герцогу, де Ришмон прямо обратился к Деве:
– Жанна, мне сказали, что вы хотите сражаться против меня. Я не знаю, являетесь ли вы посланницей Божьей. Если да, то мне нечего бояться, ибо я исполняю Божью волю. Если же вы посланы дьяволом, то я опасаюсь вас еще меньше.
Говоривший эти слова действительно не боялся дьявола и усердно исполнял «Божью волю». По его распоряжениям в разных местах и в разное время было сожжено немало людей, обвиненных в колдовстве и ереси.
Жанна ответила коннетаблю сдержанно и просто:
– Монсеньор, вы явились сюда не по моей воле, но раз уж вы пришли, то добро пожаловать!
Условия капитуляции Божанси были мягкие. С англичан взяли слово, что они в течение десяти дней не станут браться за оружие, после чего им дали уйти, захватив с собой лошадей и часть личного имущества.
И все же оказалось, что годоны слишком поторопились со сдачей. Едва гарнизон Божанси удалился, как французский дозорный сообщил, что видит огромную армию, идущую с северо-востока, от деревни Патэ.
Это был легендарный Джон Фастольф, о котором столько говорили, которого так опасались, но которого до сих пор так и не смогли обнаружить. Теперь наконец он появился собственной персоной, шествуя рядом с храбрым Толботом и ведя сборную армию по крайней мере в пять тысяч человек.
В это время в лагере французов происходил такой диалог:
– Будем ли мы сражаться, Жанна? – спросил герцог Алансонский.
– Есть ли у вас добрые шпоры? – ответила девушка вопросом на вопрос.
– Что вы говорите, Жанна? Неужели нам придется удирать? – Герцог подумал о шпорах, понадобившихся французам в «день селедок»…
Девушка улыбнулась:
– Нет, нам придется преследовать годонов. И вы будете вынуждены сильно шпорить коня, чтобы догнать их.
Сражение произошло в субботу, 18 июня, во второй половине дня. Английская армия растянулась между Божанси и Жанвилем. Авангард, состоявший из отборных войск, узнав о приближении французов, остановился. Толбот приказал воинам спешиться и занял удобную позицию на опушке леса, неподалеку от Патэ. Но французы, наученные горьким опытом прежних битв, на этот раз не стали мешкать. Прежде чем англичане сумели достаточно подготовиться, врыть колья и расположить между ними лучников, воины Потона Сентрайля, Дюнуа и де Буссака набросились на них как ураган, смяли и искрошили в куски. Неустрашимый Толбот едва успел вскочить на коня и тут же был взят в плен.
Джон Фастольф, возглавлявший основные силы, готовился присоединиться к авангарду. Увидев жестокое сражение, доблестный полководец повернул коня и вместе со своей свитой кинулся прочь от Патэ.
Это вызвало общую панику. Годонов охватил ужас. Побросав знамена и оружие, они побежали кто куда. Французам оставалось лишь преследовать их, убивать и захватывать в плен.
Преследованием занялись молодцы Потона и Ла Гира. Всего было убито две с половиной тысячи англичан; около тысячи спаслось бегством.
Основные силы французов так и не были введены в бой.
Жанну на этот раз, несмотря на ее сопротивление, удержали в резерве. Герцог Алансонский после Жаржо опасался за жизнь отважной девушки, которой очень дорожил.
Когда Жанна прибыла на поле боя, резня еще продолжалась. С глубоким возмущением смотрела девушка, как благородные рыцари убивали безоружных и молящих о милосердии людей, бедняков, которые не могли рассчитывать на выкуп. Остановить бойню было невозможно. Это оказалось не под силу даже Деве. Это была одна из «славных» боевых традиций, основная привилегия рыцарской войны…
Вот одному несчастному удалось незаметно проникнуть в группу хорошо одетых англичан, которых отбирали для плена. Бедняга чувствовал себя спасенным. Но вдруг конвоир обратил внимание на костюм пехотинца и так ударил его древком пики, что тот свалился замертво…
Жанна быстро спешилась, подбежала к англичанину и постаралась оказать ему посильную помощь. Девушка тихо плакала. Она не могла примириться с лютой и бессмысленной злобой, которую приходилось видеть повсеместно, с жестокостью, неизменно обращавшейся на головы простых и бедных людей, тех, о ком всегда болело ее сердце…
Трофеи битвы при Патэ выглядели весьма внушительно. Оружие, знамена, кони – всему этому не было числа. Казалось, английской армии больше не существует. Весь цвет ее рыцарства был в руках у французов. Господа Толбот, де Скаль, Ричард Спенсер, Фиц Вальтер, лорд Фалькомбридж и многие другие капитаны должны были разделить участь своих полутора тысяч подчиненных и ждать выкупа. Только Джон Фастольф, первым бежавший с поля боя и проявивший невероятную прыть, успел исчезнуть ради того, чтобы на родине потерять все свои отличия и ордена, а в истории покрыть себя несмываемым пятном позора.
Тщеславный герцог Алансонский не мог отказать себе в удовольствии побеседовать с главным пленником – неустрашимым Толботом.
– Предполагали ли вы сегодня утром, – ядовито спросил герцог, – что события могут для вас обернуться подобным образом?
Англичанину не хотелось разговаривать. Он мрачно посмотрел на принца и лишь процедил сквозь зубы:
– Военная фортуна изменчива. Впрочем, что же еще мог он сказать?..
Победа при Патэ имела почти такой же широкий отклик в стране, как и орлеанская битва.
Снова колокола зазвонили во всех соборах и церквях, снова благословляли Деву, принесшую счастье Франции.
Теперь даже некоторые крупные феодалы, до этого с презрением относившиеся к «буржскому королю», начали колебаться.
