Больше ожидать Винчестер не желал и не мог. Прошли все намеченные сроки. Силы французов поднимались со всех сторон. В Нормандии Ла Гир одерживал победу за победой и рвался к Руану. В Северной Франции партизаны начали новую кампанию. В Буврейском замке, в камерах, соседних с темницей Жанны, томилась сотня «разбойников», ожидавших смерти на плахе, но, как видно, проклятые французы не становились благоразумными.
Винчестер решил срочно кончать затянувшийся процесс и бросить все силы на войну в Нормандии. Только успокоив Нормандию, можно было думать о коронации Генриха VI.
Кошон уговаривал англичанина подождать еще самую малость. Самолюбие епископа было уязвлено. Он не хотел, чтобы хозяева считали его неспособным. Он все еще надеялся на Руанское архиепископство.
– Вставай, ведьма! Костер ждет тебя!
Жанна настолько привыкла к этому окрику, что не обратила внимания. Она даже не открыла глаз. Тогда последовал пинок.
– Тебе говорят, вставай!
Нет, это не обычное издевательство. По лицам стражников было видно, что они не склонны шутить.
Жанна уселась на кровати и сразу вспомнила все.
Вчера «святые отцы» особенно бесновались. Ей прочли снова двенадцать статей, утвержденных Парижским университетом. И опять – в который раз! – предложили отречься. Опять грозили костром. Она ответила решительно, чтобы раз навсегда покончить с этим:
– Когда я увижу палача и костер, даже когда буду в пламени, я не скажу ничего иного, кроме того, что уже сказала.
Монсеньор епископ заявил, что «увещевания» окончены.
Что же будет сегодня?..
Странно… С нее снимают оковы…
В дверях две фигуры в сутанах. Это господа Жан Бопер и Никола Луазелер.
Мэтр Бопер сообщил, что сейчас ее отвезут в назначенное место. Там ей будет дана последняя возможность раскаяться в своих преступлениях. А потом огласят приговор…
Мэтр Луазелер провожал ее до самой улицы, где ждала телега.
– Жанна, – шептал он, – поверь мне. Я забочусь лишь о твоем благополучии. Прими женскую одежду и сделай, что от тебя потребуют. Тебе не желают зла. Если ты покоришься, то будешь передана в руки церкви. Ты спасешься от англичан. В противном случае ты погибнешь.
Кладбище Сент-Уэн было заполнено народом. Сегодня, 24 мая, здесь собрался чуть ли не весь Руан. Люди ждали зрелища: страшная ведьма, которой пугали детей, Жанна из Домреми, по прозванию Дева, должна была здесь покаяться в своих грехах и выслушать приговор церкви. О колдунье судачили много, но до сих пор ее никто не видел: ее процесс, объявленный сначала публичным, проходил при закрытых дверях. Кое-кто из жителей Руана знал, что Дева не ведьма и не колдунья. Говорили, что она спасла Францию, что она любит простой народ. Но такие вести передавали тихим голосом и с оглядкой: всем было памятно, как господа англичане сожгли в Париже одну добрую женщину только за то, что та хорошо отзывалась о Жанне.
Против готической церкви возвышались два эшафота. Больший из них занимали судьи. Рядом с кардиналом Винчестерским восседали епископ Кошон и инквизитор. По бокам расположились знатные прелаты, доктора и магистры, бакалавры и ассистенты.
Второй эшафот, тесно окруженный стражей, привлекал всеобщее внимание. На нем находились главные герои дня: подсудимая и человек, который должен был добиться ее раскаяния.
То был известный проповедник, доктор теологии, каноник церквей в Лангре и Бове мэтр Гийом Эрар. Его слава гремела повсюду. Его успех был настолько велик, что он едва успевал отвечать на приглашения. Вот и сейчас его с нетерпением ждали в богатой Фландрии.
Мэтр Эрар начал с того, что стал упрекать Жанну в многочисленных грехах. Она согрешила и против королевского величества, и против Бога, и против католической веры. Никогда еще Франция не видела подобного чудовища: она и ведьма, и еретичка, и схизматичка, и совратительница. Она нарушила все божеские и человеческие законы и подвела под страшный удар свою страну и своего короля. Впрочем, король-то тоже хорош…
– О благородная французская династия, – соловьем разливался Эрар, – ты, которая всегда была покровительницей христианской веры, как тебя обманули! Карл, называющий себя королем, связал свою судьбу с еретичкой и раскольницей! И не только он, все его духовенство себе на горе впало в заблуждение, ведущее к страшному злу и пагубе!..
Жанна не слушала проповеди. Она давно уже привыкла ко всем этим словам и угрозам, они приелись и опостылели. Она жадно вдыхала воздух, смотрела в небо, прослеживая полет птиц. Она думала о том, как хорошо жить на воле, гулять по зеленой траве, нестись на коне среди полей и лесов. Неужели этого никогда уже больше не будет? Такому не хотелось верить. Она вырвется из рук годонов. В ушах все звучал шепот Луазелера: «Спасешься от англичан… будешь передана в руки церкви…»
Мэтр Эрар заметил, что подсудимая его не слушает. Он закричал:
– Я обращаюсь к тебе, Жанна! Я тебе говорю, что твой король еретик и схизматик!
Жанна вздрогнула. Этот гадкий поп, кажется, порочит ее короля. Нет, подобного она не допустит!..
Вынужденная перебить проповедника, девушка постаралась сделать это с возможной вежливостью:
– Мессир, при всем моем уважении к вам я готова поклясться жизнью, что мой король вовсе не такой, как вы утверждаете. Что же касается до моих слов и дел, то я одна за них в ответе.
Раздался одобрительный смех. Кто-то захлопал в ладоши.
– Прикажите ей замолчать! – взревел мэтр Эрар. Впечатление от проповеди было испорчено.
Жанна напряженно думала. Как, каким образом можно выиграть время? Как заставить их отложить вынесение приговора? Хоть бы какая-нибудь мельчайшая зацепка… И вдруг вспомнила. Во время процесса два монаха, пробравшиеся к ней в камеру, предложили ей апеллировать к римскому папе. Когда Кошон узнал об этом, он чуть не убил доброжелателей. В то время совет не принес пользы. Но почему бы им не воспользоваться теперь?
Жанна подняла руку:
– Я хочу что-то сказать… Я готова подчиниться святому отцу папе. Я прошу, чтобы мое дело было передано ему. Пусть он сам меня выслушает…
Прелаты были встревожены. Винчестер отрицательно покачал головой.
Все понимали, что обращение к папе – это отсрочка. А они боялись любой отсрочки в той же степени, в какой девушка ее желала.
Жанне было категорически отказано в ее просьбе.
Затем согласно установленной форме ей трижды предложили отречься.
Она отказалась.
Кошон поднялся со скамьи, достал свиток пергамента и развернул его. Это был приговор. Переглянувшись с мэтром Эраром, епископ начал читать. Он читал медленно, отчетливо произнося каждое слово.
«…Именем сеньора нашего, Господа Бога. Все пастыри церкви, которые имеют в сердцах своих заботу о судьбе стада…»