После темноты свет шести факелов показался очень ярким. Рыцари очутились в большой комнате с потрескавшимися стенами, кое-как завешанными гобеленами.
За столом, с которого убирали остатки ужина, сидел худощавый человек. Он был одет в скромный черный камзол, на бритой голове покоилась большая черная шляпа. Его лицо производило неприятное впечатление. Широкое у лба, оно резко заострялось книзу. Над толстыми оттопыренными губами нависал огромный нос. Маленькие глаза были разного цвета и не мигали. Тонкая шея, казалось, с трудом удерживала огромную, нескладную голову. Во всей его внешности чувствовалось что-то жалкое и одновременно алчное, плотоядное. Он напоминал неоперившегося птенца какой-то хищной птицы.
Чуть кивнув в ответ на приветствия, король поманил курьера и распечатал письмо. Читал долго, еще дольше сосредоточенно думал, опустив голову на руки. Когда наконец он заговорил, голос его оказался слабым и невнятным; рыцари с трудом могли разобрать отдельные слова. Король задал несколько вопросов курьеру и опять погрузился в молчание.
Сир Бертран, набравшись храбрости, выступил на шаг вперед, поклонился монарху и передал просьбу Жанны. Король ничего не ответил. Его сморщившееся лицо выражало явное недоумение. После долгой паузы он подозвал пажа и что-то шепнул. Паж объявил, что аудиенция окончена. Рыцарям надлежит завтра днем явиться в королевский совет, где их выслушают. Вопрос о приеме ясновидящей будет решен особо.
Недоуменная мина так и не сошла с королевского лица в этот вечер. Она осталась даже тогда, когда раздетый своими лакеями, водрузившими на его тощее тело длинную ночную рубашку, Карл забрался под темный полог широкого ложа.
Судя по последнему письму Бодрикура, дело принимало неожиданный оборот. Он, король, думал совсем о другом. Он полагал, что капитан посылает ему обычную пророчицу, ясновидящую, которая будет давать советы. Суеверный Карл, отчаявшись в победе, ждал пророчеств и рассчитывал на них. Он, как и его предки, держал при дворе нескольких магов и предсказателей. Получив первое письмо из Вокулёра, он решил, что речь идет о подобной прорицательнице. Только поэтому и было дано согласие на ее присылку. И вот вместо пророчицы он получает девчонку, переодетую в мужское платье, – что уже само по себе является грехом, караемым церковью, – и рвущуюся к сражениям! Эта мужичка заявляет, что во главе воинов спасет Орлеан и приведет его, Карла, в Реймс для совершения обряда коронации!..
Какая невероятная, возмутительная дерзость! О чем думал милейший капитан, одобряя подобное дело? Ему, наследному принцу Валуа, получить корону из рук простолюдинки! Да и вообще, все это какой-то дикий бред: слыханное ли дело, чтобы девица возглавляла армию?..
Словно в лихорадке вертится король с боку на бок. Ему душно, голова горит; как видно, ему не успокоиться до утра. Перед глазами мелькают обрывки каких-то видений…
…Мост в Монтеро. О, как часто он его видит!.. Бешено гудит ветер, мельчайшие капельки дождя кружатся в вихре, окутывая все мокрой пеленой. Сир Таннеги, закованный в железо, медленно поднимает секиру. Дядя короля, Жан Бургундский, судорожно вскидывает руку, как бы желая прикрыться… Карл видит его испуганные глаза… Стой, Таннеги!.. Нет, этой фразы Карл не произнес, она только мелькнула в сознании, а секира уже опустилась… Еще и еще… Он не сумел, нет, не пожелал удержать ее… Все кончено. Кровь широким потоком заливает Францию…
Но что это? Из крови выступает лицо. Оно становится отчетливым. Оно красиво. Но почему в нем столько тупого равнодушия и жестокости?.. Он узнал его, это лицо. Лицо матери, лишившей себя радостей материнства, матери-отступницы, продавшей его, сына, врагам…
Король мечется и стонет, стараясь сбросить оцепенение.
Картина меняется. Широкое поле в лучах вечернего солнца, справа холм, слева дорога. Как много рыцарей! Как блестят их доспехи! Как ярко горят флажки на копьях! Но почему они неподвижны? Чего ждут?.. О Боже! Туча закрыла солнце. Это туча из стрел. Им нет конца. Что это за стук и скрежет? Это мечи ударяют о латы. И новый поток, поток бегущих… Остановитесь! Куда же вы?.. Но поток неудержим. В нем перемешалось все: люди, кони, доспехи, кровь. Он ближе и ближе, сейчас он захлестнет и понесет с собой!..
С безумным криком король вскакивает с кровати. От холодного пота рубаха липнет к телу. Страх, физический страх пронизывает все его жалкое существо. Он обречен, он погибнет, спасения нет! Не сегодня-завтра враги возьмут Орлеан и хлынут в пределы «Буржского королевства»!.. Надо бежать, бежать немедленно, через несколько дней будет поздно!..
И вдруг слабый, неясный луч надежды, как крохотная искорка, мелькает в мозгу. Карл еще не сознает, что это. Он пытается ухватить мелькнувшую мысль.
Дева… Народ называет ее Девой… Говорят, что женщина погубила Францию, а девушка ее спасет…
Резким движением король раздвигает полог, подходит к окну и прижимает к холодному стеклу свой пылающий лоб.
…Дева!.. А что, если… Почему бы не испытать судьбу?.. Быть может, это добрый знак свыше? Только невежда и гордец отталкивает спасительную длань. Конечно, может, все это и не так. Может быть, она послана дьяволом. А может быть…
Нет, сам он это решить не в состоянии. Сейчас, во всяком случае. Надо созвать совет. Надо собрать мнения богословов. С утра, с сегодняшнего же утра он этим займется…
Король падает на постель и задергивает полог. Ему становится спокойнее.
Пасмурный день вставал над Шиноном. Рыцари ушли. Они лишь подтвердили то, что было известно. Король отпустил своих советников. Только двое остались с ним: шамбеллан и канцлер.
Сир де Тремуйль тяжело сопел. Его тучное тело едва умещалось в кресле. Его роскошная шуба, подбитая горностаем, казалась излишней в жарко натопленной комнате. Он, впрочем, любил жару. Лениво играя дорогим кинжалом, привешенным к парчовому поясу, он разглядывал свои короткие пальцы, унизанные перстнями.
Сир де Тремуйль, как и всегда, был преисполнен важности. Это казалось естественным. Разве не он был самым могущественным человеком в королевстве? Разве не он захватил почти все королевские замки и поместья, отданные в счет уплаты долга? В его цепких руках находился не один король. Тремуйль держал в денежном плену многих придворных, отсюда шла его прочная власть над людьми.
Он отличался хитростью тяжелодума. Когда-то жадный и грубый бретонец Артур де Ришмон, коннетабль
[7] Франции, вытащил его, Тремуйля, из грязи. Коннетаблю был нужен помощник, чтобы избавиться от очередного королевского любимца. Тремуйль превосходно справился с этой задачей. Однако, устранив соперника де Ришмона, он не желал терпеть чванливого коннетабля. Действуя тайными, но верными средствами, шамбеллан добился того, что король отстранил и прогнал де Ришмона. С этого момента и началось полновластие сира де Тремуйля. Единственный человек, с которым он снисходительно считался, был монсеньор Реньо де Шартр, архиепископ Реймский, канцлер Карла VII.
