— Зачем? — выдохнул Исмир. — Ее — зачем?
— Шлюха! — будто выплюнул муж, занося кинжал.
Я скорее угадала, чем увидела, как вздрогнул Петтер. Он сомнамбулически шагнул вперед… и неожиданно ударил Ингольва по шее сцепленными в замок руками.
Тот без звука повалился на свою несостоявшуюся жертву.
Я вскрикнула, вскочила и вдруг обнаружила, что меня трясет. От волнения, от нахлынувшего облегчения, от желания отчитать Петтера за то, что не вмешался раньше.
Исмир, прошипев что-то явно нецензурное, дернулся в сторону, уворачиваясь от падающего кинжала.
Единственными приличными словами в его монологе были:
— Помогите мне!
— Сейчас! — кивнул юноша и принялся оттаскивать Ингольва. Не помню, как я оказалась рядом, поняла только, что помогаю тянуть неповоротливое тело.
Наконец Исмир оказался на свободе. Правда, встать смог только опираясь на руку Петтера.
— Ну что? — с ехидцей поинтересовался Петтер, не торопясь отпускать Исмира. — На этот раз против удара сзади и без предупреждения вы не возражаете?
— У каждого правила есть исключения, — наставительно произнес бледный до синевы дракон и вдруг усмехнулся, пожимая ладонь давешнего противника.
— То есть можно, если это в вашу пользу? — уточнил Петтер насмешливо. Глаза его блестели отчаянно, лихорадочно, а в симфонии ароматов слились гитарный звон можжевельника, гулкие барабанчики ветивера и грустный контрабас пачулей.
И все это на фоне «верхних» запахов — влаги, паленой кожи и какофонии разлитых масел.
— Ловите на лету! — похвалил Исмир, критически осматривая обожженный порез на левой руке.
Каюсь, я расхохоталась.
Исмир с Петтером недоуменно переглянулись, видимо, решая, не тронулась ли я умом от переживаний.
— Я в порядке, — выдавила я сквозь смех. — Просто вы удивительно… синергичны!
Глава 9. Лёд
Они снова переглянулись, кажется, утвердившись в поставленном диагнозе.
— Мирра, с вами все в порядке? — поинтересовался Исмир, сам больше похожий на привидение, чем не на живого человека… то есть живого дракона.
— Вполне, — отмахнулась я.
Хотя, по правде говоря, чувствовала я себя несколько странно. Меня колотила нервная дрожь, а мысли были обрывисты и бессвязны. От разноголосицы запахов кружилась голова. Лайм, базилик, мята, анис, фенхель, роза, корица, гальбанум, иланг-иланг, лаванда…
Считается, что лаванда гармонизирует и соединяет любую смесь, но тут даже она оказалась бессильна.
— Петтер, откройте окно, будьте добры! — попросила я, стараясь дышать ртом.
— Конечно, госпожа Мирра! — согласился юноша и отправился выполнять поручение.
А я, поплотнее натянув шаль, оглядела «Уртехюс», пытаясь сообразить, чем заняться в первую очередь. На распростертое тело Ингольва я старалась не смотреть.
В комнату ворвался порыв морозного ветра, и я с несказанным удовольствием вдохнула глубоко-глубоко. В голове моей немного прояснилось.
— Вас же нужно перевязать! — сообразила я, наткнувшись взглядом на бледного Исмира. — Петтер, пожалуйста, принесите из лаборатории саквояж…
Я запнулась, вдруг обнаружив, что из памяти напрочь вылетело, как этот самый саквояж выглядит. Пожалуй, мне и самой не помешала бы медицинская помощь.
— С руной соуло? — подсказал Петтер.
— Именно! — обрадовалась я. — Господин Исмир, присаживайтесь. Вы же едва на ногах держитесь!
Любопытно кстати, почему? Кровопотеря невелика, а рану на руке скорее стоит назвать порезом. Неужели при падении он так сильно ударился головой (и без того недавно ушибленной)?
Петтер притащил саквояж со всем необходимым для первой помощи. Заодно мальчишка додумался открыть окна в лаборатории и устроить сквозняк, за что я готова была его расцеловать.
Я направилась к дракону, на ходу перебирая пузырьки, и едва не полетела носом вперед, запутавшись в собственной юбке.
Петтер остановил меня, ухватив за рукав.
— Как вы себя чувствуете? — спросил юноша, и голос его был полон тревоги. — Может быть, вам лучше сесть? Или воды?
Столь явное беспокойство за меня одновременно радовало и удручало.
— Благодарю, со мной все в порядке! — я улыбнулась ему, с трудом подавив желание пригладить его встопорщенную челку. И, уже дракону: — Господин Исмир, снимите рубашку!
— Мирра, хватит уже величать меня «господином», — усмехнулся он, послушно стягивая одежду. — Вы ведь даже с Петтером разговариваете вполне по-свойски.
Ладонь юноши на моем локте дрогнула, и он убрал руку.
Прежде чем ответить, я покосилась на Петтера, но он на меня не смотрел. Вопреки моим ожиданиям, ни ревностью, ни злостью от него не пахло. Зато вокруг него будто клубился тяжелый и густой аромат смол — мирра, ладан, элеми. Смирение. Принятие.
— Хорошо, — согласилась я, решив разобраться со странной реакцией Петтера чуть позже. Голова моя наотрез отказывалась соображать.
Признаюсь, на Исмира без рубашки я смотрела с некоторой опаской. В памяти еще живы были впечатления от его сверкания на пикнике. Но сейчас дракон походил на потускневший к весне сугроб, в нем больше не было того завораживающего блеска. Испарина на лбу, складки меж бровей и у губ, мертвенно-бледная кожа…
И рана выглядела странно, словно ожог и порез одновременно.
Я встревожилась всерьез, и нужные пузырьки нашлись будто по мановению руки. Для начала обработать порез антисептиком, потом наложить мазь от ожогов — с лавандой, ромашкой, тысячелистником, календулой и лавром. Кожа Исмира была странно горячей, почти обжигая мои холодные пальцы.
Руки работали сноровисто, и привычные действия приносили облегчение. К тому же аромат лаванды успокаивал не только пациента, но и меня саму.
Закончив, я с удивлением обнаружила, что дрожь моя прекратилась, зато проснулся зверский аппетит. Хм, сварить овсянку, что ли? Поискать сухофрукты? Или послать Петтера в булочную?
Размышляя об этом, я потянулась к бинту, но Исмир перехватил мою руку.
— Не нужно, — мягко сказал он. — Дайте лучше льда.
— Льда? — удивленно переспросила я, машинально убирая уже ненужные баночки и инструменты.
— Именно, — голос Исмира напоминал аромат розового дерева — сладковато-древесный, нежный и успокаивающий. — Найдите таз, который вы мне давали для Сольвейг.
Я растерянно огляделась, пытаясь сообразить, куда задевала тот самый таз. Умница Петтер без лишних слов мгновенно отыскал пропажу.
Как ни странно, в тазу по-прежнему сверкал лед. Надо думать, его сохраняли драконьи чары.
