Плохой знак.
– Давно случилось?
– С полчаса как… ну, чуток больше. За вами сразу послали, госпожа Ветана, – басит Тимир.
Сначала за лекарем, потом уже за мной… А время в таких ситуациях величина переменная. Кажется, вот-вот беда случилась, а солнце почему-то к закату клонит.
Вот и мой дом. Повинуясь моим приказам, мужчин сгружают в нужные места, того, кто на ампутацию – на большой, специально заказанный стол. Я выдохнула, и посмотрела на Тимира.
– Подать мне сможете, что скажу?
– Не лекарь я, – мужчина чешет в затылке, вызывая желание по нему треснуть. Вот что с людьми случается? Вроде и неглупые и всем хороши, а вот как до травм доходит, до крови, так куда чего девается? Остальные тоже отползают на приличное расстояние, чтобы никого не припахали помогать. Я прищуриваюсь – и мужчины вообще пятятся раком, находя попами дверь из дома. Эх вы… герои.
Не трусость, нет. Это как-то иначе называется. Но сейчас оно особенно некстати.
– Я могу подавать, – прорезался малек. Ишь ты, не остался в порту, сюда прибежал. Я пристально поглядела на мальчишку. Ладно. Если справится – промолчу про воровство.
– Тебя как зовут?
– Шими, госпожа Ветана.
– Шими, ты понимаешь, что если упадешь в обморок, это может стать смертельно опасным для раненого?
Я говорила, а сама прощупывала края раны, втихую пользуясь своим даром.
Да, вот тут плохо, кость придется пилить, хорошо, что у меня специальная пила есть, вот здесь и здесь шить…
Хорошо, что он пока без сознания, а то может просто сердце не выдержать.
Оглядываю второго, прощупываю своим даром и его.
Нет, с ним я не ошиблась. Есть переломы, но он пока еще может подождать. Привычно раскладываю пакетики и инструменты. Вдеваю нитки в иголки, тут лучше все приготовить самой и заранее.
– Если почувствуешь, что станет плохо – кричи, – приказываю я мальку.
Шими кивает. Лицо бледное, губы сжаты… понимает, что он сейчас будет делать? Что увидит? А, выбора все равно нет.
Смотрю на Тимира.
– Его кто-то должен держать. На всякий случай, чтобы не дернулся.
Я могу отправить человека в беспамятство, но для этого нужно хотя бы пару секунд. А если я в это время буду шить? Если он дернется, когда я буду резать?
Все возможно, этого и следует избежать.
Всего пара секунд могут означать жизнь или смерть.
Тимир кивает еще двоим носильщикам – и они решительно придавливают руки и верхнюю часть тела несчастного к столу.
Я расставляю поудобнее лампы, чтобы свет падал на рану. Мальчишка ощутимо бледнеет, но никуда не уходит. Молодец. И блевать не собирается.
Ну, держись, Вета. Ты обязана справиться.
И, напутствовав себя подобным образом, решительно принимаюсь за дело.
Протираю руки винными выморозками, протираю ими же стол и поле вокруг раны. Надо осмотреть рану, очистить ее от грязи, осколков кости, ткани, чтобы не началось нагноение, переставить жгут…
Перевязать сосуды, удалить нервы…
Так много всего надо сделать! Тяжело…
Пилить кость – трудно. Я не настолько сильная, чтобы сделать это несколькими движениями, поэтому – минут пять. Кость мерзко скрипит под пилой, люди морщатся, как будто ни разу не разделывали корову или хрюшку. Принцип-то один и тот же, просто иногда удобнее пилить по суставу. Так с тушами и делают, кстати.
Но мне хочется сохранить здорового человека, сколько можно. С ногой, отнятой чуть выше колена, он привяжет протез и сможет ходить, с ногой, отнятой по бедро – это намного сложнее.
Руки работают невероятно медленно, сейчас мне так кажется. Отпилить кость, скальпелем пройтись по лохмотьям плоти, подхватить, зашить, ослабить жгут – опасно, очень опасно, кровопотеря и так велика, еще немного и у тела не останется сил на борьбу, прижать найденные сосуды, перехватывая их на живую, и снова шить и шить.
Слава Светлому, человек пока еще без сознания. Отдельная, самая страшная боль проходит сквозь его беспамятство, он дергается, но держат его крепко.
Мальчишка послушно подает иголки и лекарства.
Я прижимаю пальцем сосуд, который начал кровоточить – и шью, шью, шью…
Наконец все готово.
Смотреть на получившееся кровавое месиво не слишком приятно, но это намного лучше, чем то, что было. Крупные сосуды перехвачены, кость спилена, культя выглядит, на мой взгляд, очень неплохо. Но теперь ее надо оставить на открытом воздухе. Посмотрим, как пойдет заживление раны, а там и ушивать края будем. Но это дело не одного дня, и даже не одной декады. Месяц, а то и больше.
Перевести дух?
Некогда.
И я подхожу ко второму пострадавшему. Опускаюсь рядом с досками, на которых он лежит и принимаюсь осматривать его и ощупывать.
Сразу фиксирую руку, чтобы сложить перелом ключицы, делаю тугую повязку на ребра, чтобы не сместились. Не дай Светлый, осколки зашевелятся, проникнут в легкие. Тогда могу и не спасти.
Пальцы двигаются ровно и уверенно. Закончив, поворачиваюсь к Тимиру.
– Тимир, самое сложное я сделала, теперь им покой нужен. Их надо бы у меня оставить на пару дней, потом уж родные присмотрят, а пару дней точно я должна. Мало ли что начнется…
Мужчина заботливо помогает мне подняться.
– Родным сообщим, госпожа Ветана. Может, надо чего?
– Пусть смену одежды для них прихватят, – решаю я. – Не в крови ж им лежать, не в грязи…
– Сделаем, – Тимир подхватывает меня под руку – и почти перегружает на стул. – Водички, госпожа Ветана?
– Да, пожалуйста.
Мужчина наливает мне воды из ведра, подает кружку, в которую я вцепляюсь обеими руками, и рассказывает, кого приложило ящиками, а я все отчетливее понимаю, что выхода у меня нет.
Один – Нот Ренар, замечательный плотник. Это тот, который без ноги. Женат, трое детей, содержать семью будет некому. Но если плотник, то уж ногу-то деревянную себе всяко выстругает, а работает он руками. Справится, если захочет.
Второй – Мэт Шаронер. И там все еще хуже. Грузчик, жена, дети, старые родители, просто очень хороший парень. Шими стоит у двери и тоже переживает. Тимир замечает малька – и тихо, по секрету, мне на ухо:
– Мэт его к себе забрать хотел… не успел просто.
Темного крабом!
Кажется, выбора у меня нет.
Да, я прекрасно знаю, что всем не поможешь! Что всех не пережалеешь! Что своя шкура ближе к телу и дороже хозяину.
Знаю.
Только вот это – отговорки, чтобы не помогать. А реальность совсем иная.
