Барон, граф, маркиз… клиентура все выше и выше, рано или поздно меня могут попросту убрать. Как слишком много знающую.
А еще есть Храм!
Я даже останавливаюсь на минуту.
А ведь мне надо поблагодарить Моринара. Раденор – место своеобразное, если мой дар раскроют, хотя бы Храму я не достанусь. Буду служить Короне.
Это не так хорошо, как на вольных хлебах, но и не слишком плохо.
Все равно – страшно.
* * *
Шими, наоборот, радуется, узнав, куда я попала. Малек подпрыгивает так, что дубовый стол трясется и восторженно верещит.
– А с вами можно?! Можно!?
Киваю.
Можно, конечно. Что-то вещует мне, что завтра будет тяжелый день. Надо к нему подготовиться. Случись что, Шими хотя бы сержанта позовет.
– Завтра, как проснешься, приходи в казармы. Найдешь там лазарет?
– Найду. А вы…
– А я там с рассвета.
Судя по восторженному лицу малька, он там тоже будет с рассвета. Как бы с вечера караулить не начал.
– Тебе нравятся гвардейцы?
– Да! Они такие… такие…
– Может, тебе тоже в гвардию?
– Меня не возьмут, – Шими твердо стоит на ногах. – Лучше уж я там лечить буду…
– Ну, в лекари я тебя точно возьму, – утешаю я. – а гвардия… Знаешь, не такие уж они и блестящие. Я прийти не успела, а меня уже оскорбить попытались.
Шими выпячивает грудь.
– Да я их… я их…
– А ты, если что, сбегаешь и позовешь сержанта Лоури. Правильно?
– Да, госпожа Ветана.
Это звучит протяжно и тоскливо. Мой храбрый защитник на глазах грустнеет. Я ерошу ему непослушные вихры.
– Шими, я не сомневаюсь в твоих возможностях. Ты ведь и сейчас с оружием?
Шими кивает. Другого ответа я и не ожидала. Уличные мальчишки, знаете ли. У каждого из них оружие с малолетства. Камень, веревка, заточенный осколок или даже нож – кто чем лучше умеет. Продолжаю убеждать мальчишку дальше.
– Если ты ранишь или покалечишь гвардейца, не сомневаюсь, что ты будешь в своем праве. Но зачем связываться с вельможами? Ты учти, пострадает твоя семья…
А вот это мальчишка понимает.
– Как скажете, госпожа Ветана. Я обещаю… я помогу.
Очень хочется поцеловать мальчика в макушку. Мой храбрый защитник. Но вместо этого я киваю и строго смотрю на него.
– Ты выучил, какие кости есть в руке?
– Да.
– Тогда рассказывай.
* * *
До темноты я кручусь по дому, а ближе к вечеру мне стучатся в дверь.
– Госпожа Ветана, можно вас?
Куда ж я денусь?
Оборачиваюсь, и встречаю взгляд господина Литорна, симпатичного парня лет двадцати пяти. Да, именно парня, не мужчины. Светлый наградил беднягу властной и нетерпимой матерью, которая скандально известна всему Желтому городу. Не то, чтобы она гуляла, или блудила, или…
Но грабителя, который посмел забраться в ее дом, милая дама забила чуть ли не до смерти, говорят, он к стражникам кинулся, как к родным. Девушку, которую ее сын привел на смотрины, женщина гнала по улице кочергой, вопя нечто вроде: «ах ты ж, шлюха!!!». Может, девушка этого и заслуживала, поскольку по данным госпожи Лимиры давно не была девушкой, но…
– Что случилось, господин Литорн?
– Маме плохо.
Ага, плохо ей! Это состояние у нее приключается примерно раз в пять дней, и всегда по одному и тому же сценарию. Сначала начинает ломить виски, потом болит голова, потом мигрень перекидывается на сердце (нет, я не знаю, какими путями это происходит), потом на почки и к приходу лекаря у несчастной не остается ни одного здорового места на теле. Симптомы ее болезней обильны и разнообразны, и говорит о них дама с громадным удовольствием. Прошлый раз она мне так красноречиво описала тяжесть, колики и спазмы в печени, что я и у себя печенку нашла. Всегда считала, что у мага жизни болезней не бывает, а тут – почувствовала.
Лекарю же предписывается стоять рядом и слушать. Разрешается производить звуки содержания: «правда?», «неужели?», «какой кошмар!» и «вы так страдаете!».
Сомневаться в болезнях?
Уточнять что к чему?
Сказать хоть слово о злостной симуляции?
Последние лет пять этого никто не рискует делать. В силу «слабых легких» камин у госпожи Литорн никогда не гаснет. И карающая кочерга наготове.
Отказываться язык не поворачивался. Господин Литорн и так редко заходит. Понимает, что его матушку в больших количествах выдержать сложно и чередует лекарей. Так что я сняла передник, повесила его рядом с корытом, в котором стирала, и осторожно потянулась. Крупные вещи я отдаю прачкам, но мелочь проще и быстрее постирать самостоятельно. Только вот спина побаливает…
– Сейчас я сумку возьму…
В награду я получаю благодарный взгляд.
Иду я, иду… куда тут денешься.
* * *
Госпожа Литорн лежит в кровати с самым страдальческим выражением на лице.
– Здравствуйте, госпожа, – я вежливо раскланиваюсь, присаживаюсь рядом, нащупываю у нее пульс. – Что у вас болит?
И поспешно проглатываю слово «сегодня».
Госпожа Литорн пускается в страшные описания. Болит у нее и здесь, и там, и даже немножко тут. Ноет, колет, тянет, режет и чешется – и все это одновременно.
Принимаюсь осторожно прощупывать живот, под недовольные стоны, и тут…
Надавить, отпустить, еще раз надавить.
– Больно?
– Я же говорю…
– Встаньте. Попробуйте подвигаться.
Госпожа Литорн послушно встает. Пробует сделать шаг, другой, потом оборачивается ко мне с возмущенным выражением лица, и вдруг…
– Ох!
Вот теперь ее скручивает реальный приступ боли, а не воображаемый. Женщина мигом теряет всю важность.
– Это… это?..!
– Это, госпожа Литорн, камни в почках. Потому и болит.
Женщина смотрит на меня удивленными глазами. Конечно, к тому, что у нее действительно болит, она не привыкла. Это тебе не капризничать и скандалы сыну закатывать, это серьезнее.
– Ложитесь на живот.
– Зачем?
– Прощупывать буду.
Я не лгу.
Прощупывать, простукивать, прослушивать – обязательно буду. А еще – воспользуюсь своим даром, чтобы определить, где камни и сколько. Но так – никто ничего не увидит.
Госпожа Литорн замирает под моими руками, и я осторожно определяю, что, где и сколько. Золотистые искры стекают по моим рукам. В этот раз я не пытаюсь лечить своим даром, ни к чему. Просто узнать, что именно происходит с больной. А что с ней? В левой почке – три камня, в правой всего один, но какой крупный! Когда он начнет выходит, это будет нечто ужасное. Госпожа Литорн с ума сойдет от боли.
