Наконец, после обзора всех этих многообразных аватар
[4]Грааля вернемся к идеалу. Даже если бы нам удалось проследить те пути, по которым шла эволюция идеи Грааля, сам Грааль всегда являет себя как нечто выходящее за рамки обыкновенного материального мира. И какие бы формы и образы мы ему ни приписывали, Святой Грааль всегда предлагает нам, по крайней мере — в воображении, возможность и путь к совершенству.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СОТВОРЕНИЕ ГРААЛЯ
Авторы и тексты
«Загадки Грааля… открывают перед современным читателем множество иллюзий и искушений: через посредство сложного переплетения света и тени попытаться реконструировать и приблизиться к тому у что может оказаться первичным мифом; или же приписать автору — во имя символизма, такого услужливого и гибкого, — сокровенные намерения, не имеющие ничего общего с действительностью, а то и прямо противоречащие ей. Это не значит, что в тексте не присутствуют глубинные значения и измерения, но, прежде чем попытаться проникнуть в эти сокровенные глубины и поддаться соблазну бесконтрольной экзегезы, мы должны досконально изучить текст, тщательно проанализировать его, ничего не привнося и ничего не опуская и решительно отказавшись от каких бы то ни было искажений во имя предвзятой или излишне поспешной трактовки. Короче, мы должны быть уверены, что понимаем его правильно».
Жан Фраппье
«В рамках данной конкретной истории любой персонаж или место есть не более и не менее, как то самое, чем показывает его нам история».
К. С. Льюис
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ФАНТАЗИИ О ГРААЛЕ:
КРЕТЬЕН ДЕ ТРУА
В комнате сидит человек и что-то пишет
[5]. Мы не можем хорошо рассмотреть комнату и не знаем, где она находится: в частном ли доме, в монастыре или замке? Видимо, это где-то на северо-востоке Франции. Возможно, ему кто-то диктует, не исключено, что он трудится один. Перед ним — пергамент из хорошо выделанной овечьей кожи, чернильница с буровато-черными чернилами, сделанными из чернильных орешков
[6], и перо, вероятнее всего — гусиное. С помощью всех этих принадлежностей человек что-то пишет, по-видимому — историю в новой манере, которую некоторые называют романом. По-французски оно также звучит роман, что означает «история, рассказанная на языке романс», который в те времена был разговорным языком повседневной жизни, в отличие от латыни — официального языка юриспруденции и образованных людей. Это плод фантазии, воображения, так называемый конт, или занимательная история. Придумывание подобных историй — одно из древнейших достижений человека, один из наиболее заметных шагов вверх по ступеням эволюции. Эти истории некогда носили магический, сакральный характер; они как бы вплетались в ткань уже известных событий и преданий минувшего, но в рассматриваемую эпоху о них словно вспомнили и вернули к жизни. Правда, теперь эти порождения фантазии стали записывать сразу же после того, как авторы слагали их. Произошло это не теперь, а в эпоху расцвета цивилизаций Греции и Рима. В Восточной, Византийской, империи существовало немало авторов подобных романов
[7], и для них было привычным делом сочинять такие тексты и сразу же переносить их на бумагу. Но написать историю означает надеяться, что ее прочтут, возможно — вслух, более вероятно — про себя. Фраза «слушать и читать» широко использовалась авторами того времени, которые при этом подразумевали, что их аудитория может воспринимать их творения и тем и другим образом. Читатель видел на странице текст истории, слушатель мог только слышать; изменения интонации заменяли миниатюры, буквицы и членение текста. Публичные чтения вслух мирно соседствовали с этим индивидуальным чтением. Так, Уильям Малмсберийский
[8] рассказывает, что граф Роберт Глостерский использовал часы отдыха для чтения или слушал, как ему читали вслух
[9].
Рассказчик историй, стремясь воспламенить воображение, мог полагаться только на собственную память. Поэтому вполне возможно, что в комнате, в которую мы заглянули, есть и другая книга или даже несколько книг. Писатель мог либо переписывать одну из них, или, если книг было много, время от времени открывать то ту, то другую и читать по нескольку строк, прежде чем вновь взяться за перо. И в том, и в другом случае его труд вызывал в памяти не только слышанные автором истории, но и другие письменные источники. Он мог вкратце набросать конспект событий своей истории или же просто положиться на свое мастерство и искусство импровизации.
Настало время назвать имя нашего загадочного незнакомца. Это — Кретьен де Труа, поэт и, по-видимому, уроженец города того же названия (Труа) во Франции. Время, в котором происходит действие нашей сцены, — самый конец XII в. Мы можем лишь строить догадки о возрасте Кретьена; скорее всего ему сейчас между сорока и шестьюдесятью. Труд, лежащий перед ним, он озаглавил «Повесть о Граале». Это тот самый труд, с которого начинается наша история поисков Грааля.
