Мы не в состоянии достоверно установить источники ни одной из книг Кретьена
[193], и то, как он поступает с сюжетами и излагает их в своих повестях, стремясь то возбудить любопытство, то преодолеть недоверие, позволяет утверждать, что все это — литературный прием. Все эти книги, именуемые повестями-историями, — плод богатого творческого воображения Кретьена. Да, конечно, в старину могли существовать записанные истории, вдохновившие его на создание собственных творений и подсказавшие некоторые детали, тогда как другими он обязан собственной начитанности и эрудиции, но ни в одной из этих не было ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало один из его романов. Нет никаких конкретных данных и относительно возникновения Грааля, но мне лично кажется, что идея о существовании некой древней книги Грааля — это химера, псевдоисточник, придуманный автором. Однако плоду фантазии Кретьена было суждено поистине невероятное будущее.
Мы уже подробно разбирали вопрос о том, что романы о Граале при всем своем многообразии и неоднозначности носят ортодоксальный характер и не имеют ничего общего с эзотерической или еретической традицией. Однако существует одна проблема, которую необходимо учитывать при принятии такой трактовки: это постоянные упоминания о «тайнах Грааля». У Кретьена «тайн Грааля», собственно говоря, нет, за исключением воображаемой книги. Но поскольку его роман остался неоконченным, узнать, что же это за «тайна», судьба предоставила Персевалю, равно как и задать роковой вопрос. Если присмотреться повнимательнее, можно заметить, что эта информация тоже восходит к Кретьену: Персеваль сперва узнает от своей кузины, в чем должен заключаться этот вопрос, а затем уже у своего дядюшки-отшельника выпытывает, каким должен быть ответ. Таким образом, тайны Грааля полностью раскрываются, и Персевалю остается лишь вновь отыскать замок Грааля и выполнить предначертанную ему задачу. Ближе всего к сути тайны мы приближаемся в сцене, когда отшельник рассказывает Персевалю о Граале. Ряд комментаторов объясняют это место так: отшельник наставляет Персеваля, как творить молитву, в которой упоминаются имена Господа Бога и которую нельзя произносить, за исключением случаев крайней опасности. Но это — отнюдь не центральная тема, и Грааль Кретьена — это далеко не тайна.
Идея о тайнах Грааля впервые появляется в «Первом продолжении», в эпизоде, когда Гавейн ночью подъезжает к замку Грааля, где его настигает ужасная буря. В расширенной версии этой части сказано, что ночные чудеса столь грандиозны, «что о них нельзя поведать никому; тот же, кто дерзнет сделать это, будет жестоко наказан, ибо они принадлежат к числу таинств Грааля, и тех, кто осмелится сказать о них более, чем дозволено, ждет кара за безмерную гордыню». Несколько позже Гавейну возвещается, что он может спросить о копье, но Король-Рыбак заявляет, что теперь он не может открыть ему ничего, потому что Гавейн не сумел починить сломанный меч: «все прочее суть тайна, которую я вам открыть не смею». Так Грааль становится тайной: не для читателя, которому уже известно о нем от дядюшки Персеваля, а для Гавейна, поскольку он недостоин узнать ее. То же самое правило секретности и тайны применяется во «Втором продолжении» в отношении Персеваля, когда он разыскивает замок Грааля и видит в лесу волшебное дерево, осиянное дивным светом. Дева на белом муле объясняет ему, что этот свет — огни спутников Короля-Рыбака, несущих Грааль. Он упрашивает деву рассказать ему об этом поподробнее, но та отказывается, говоря: «сие — весьма таинственная вещь». Никто не вправе говорить о нем, Граале, за исключением священника святого ордена или мужа, ведущего святую жизнь. Только таким людям позволено говорить о Граале и возвещать о чудесах, «о коих ни одна душа не может слышать без трепета и дрожи, не изменившись в лице и не побледнев от страха».
Ближе к концу «Второго продолжения» в четырех из десяти сохранившихся его манускриптов говорится о «драгоценном Граале, о коем никто из людей да не дерзнет говорить, даже если ему посулят за то все сокровища мира». Мысль о том, что тайны Грааля могут быть открыты лишь тому рыцарю, который сумеет соединить сломанный меч, вновь напоминает о себе в начале «Продолжения» Жербера де Монтрейля, когда Персевалю возвещается, что если он сумеет соединить сломанный меч безукоризненно — ибо на лезвии еще осталась выбоина, — «тогда воистину вы можете быть уверены, что вам будут открыты все тайны и Божественные таинства». Наконец, пролог «Разъяснение», представляющий собой упражнение в искусстве затемнять смысл, делает акцент на тайне: «Сей [роман] рассказывает о Граале, тайн коего никто не должен произносить и раскрывать, ибо, если поведать обо всем в полной мере, это принесет беду многим людям, которые без того ничуть не пострадали бы. Мудрецы обходят его [Грааль] стороной и продвигаются дальше, ибо магистр Блез не солгал, говоря, что сей секрет не следует открывать никому». И все же в контексте поэмы-повести Кретьена, с которой неразрывно связаны и «Продолжения», и пролог «Разъяснение», никаких тайн Грааля, по сути, нет, за исключением тех, что получают разъяснение в рамках сюжета и сводятся к тому, что главные персонажи сами не сознают смысла своих приключений.
Робер де Борон, напротив, настаивает, что Грааль окружен некой тайной, что порождает многочисленные попытки определить и понять — что же это за тайна и с чем она может быть связана. Важнейший пассаж в этом отношении следует сразу же после того, как Иисус является Иосифу Аримафейскому в темнице и дает ему наставления о том, как подобает совершать мессу, объясняя ее символику. В заключение речи Христа Робер прямо обращается к своей аудитории, стремясь уверить ее, что его рассказ восходит к надежному источнику и делает это до того, как Христос передает Иосифу Грааль. Он говорит:
«Я не смею поведать сию историю, не могу, даже если б хотел, ибо нет у меня той великой книги, в коей записаны все эти истории, продиктованные и возвещенные высокими иерархами. В ней записаны великие тайны, называемые Граалем».
Главное, на что здесь надо обратить внимание, — это контекст. Христос раскрывает Иосифу смысл главного таинства Церкви — мессы. Молитва при освящении евхаристии в раннем Средневековье именовалась «secreta» («секрета», церковнославянский аналог — тайносовершительная молитва)
[194]. Более всего тайн заключает в себе месса, в частности — символическая интерпретация священных сосудов, используемых при этом. Это соответствует писаниям Амалария из Меца и восходящим к нему текстам. Можно утверждать, что «великая книга», о которой упоминает Робер, — это один из таких текстов, например, «Жемчужина души» Гонория. «Тайны» Робера, а также утверждения Кретьена, что он будто бы использовал некий тайный текст, и, наконец, «История о Святом Граале», в которой говорится, что таинственная книга якобы была написана Самим Христом, — это не более чем средства придать истории большую достоверность и уверить читателя в истинности того, о чем ему рассказывается.
