Тристан и Круглый Стол
Сюжеты самых первых романов были сосредоточены на образе главного героя; так, повести Кретьена чаще всего известны по имени их протагониста. Когда же в романе «Ланселот-Грааль» отдельные сюжеты вплетались в основную канву истории о королевстве Артура, сразу же возникало внутреннее напряжение между различными аспектами повествования: артуровская легенда рассказывала о королевстве и покорении врагов, повесть о Ланселоте — о любви и рыцарских подвигах, роман о Галахаде — о духовных исканиях. То, что доставляло удовольствие одной аудитории и кругу читателей, могло вызвать раздражение у другой, и когда новые авторы брались за перо, уже известные темы побед и героических свершений, с одной стороны, и мотивы религиозного благочестия, с другой, отступали перед поистине ненасытным интересом читателей к всевозможным приключениям. Аудитория хотела и требовала все новых и новых историй и чудес, а не отвлеченных идеалов, и сложные аллегорические метафоры «Поисков Святого Грааля» уступили место чудесам и тайнам, а новые вариации на тему турниров и рыцарских подвигов, заполнившие светские повести, сделались всеобщим повальным увлечением. Под пером неискусных или не знающих меры писателей это могло привести к творческой катастрофе, когда повествование рассыпалось на не связанные друг с другом эпизоды, но в умелых руках эта схема работала достаточно эффективно. В самом деле, лучшие из позднейших авторов не только сдерживали себя, соблюдая меру, но и старались свести концы многих сюжетных линий, оставленных авторами ранних романов, заботясь о том, чтобы эпизоды, не имеющие логического завершения в прежних версиях, обрели благополучную и эффектную развязку.
Помимо всего прочего, аудитория желала слушать истории о подвигах своих любимых героев в куда более широком контексте сюжетов о рыцарях Круглого Стола. Так в кругу героев Артуровского цикла появился Тристан; действительно, «Тристан в прозе» — это отражение пожеланий читателей. В этом романе мы узнаем, что сам Карл Великий считал Тристана непревзойденным среди рыцарей, предпочитая его Галахаду. Эта история носит апокрифический характер, ибо Карл Великий просто не мог знать ни того, ни другого героя, однако она выразительно показывает ту лояльность, с которой публика относилась к мнению своих любимых персонажей.
Роман о Тристане первоначально был самостоятельной повестью; в отличие от историй о Граале он имел чисто кельтское происхождение и возник, по-видимому, в Корнуолле, где и сегодня можно увидеть вертикально стоящий камень (менгир), воздвигнутый, по преданию, на месте погребения Тристана.
Первоначально эта легенда не имела никакого отношения к Артуру, но, как и целый ряд других, менее значительных повестей, оказалась втянутой в орбиту Артуровского цикла после резкого всплеска интереса к нему в XII в. Но и после этого легенда о Тристане вплоть до середины XIII в. пребывала несколько поодаль от основного круга сюжетов, ибо сам дух ее существенно расходился с общепринятыми идеалами рыцарской куртуазной любви, согласно которым отношения между рыцарем и его дамой несли в себе элемент самоотрицания и противоречия. Эти идеалы восходили к поэзии трубадуров Южной Франции, и в первую очередь — Прованса. Тристан и Изольда питают глубокую любовь друг к другу вопреки сложившимся устоям, и в частности — вопреки лояльности Тристана по отношению к своему дяде, королю Марку, являющемуся в то же время супругом Изольды. Несмотря на то что Тристан имел преимущественное право на ответное чувство Изольды, он увез ее из Ирландии по приказу Марка и полюбил ее на обратном пути домой, не вполне ясно — под влиянием магических чар или пылкой страсти. Так возник треугольник предательства долга и родственных уз, лежащий в основе этой истории. Отношения между Ланселотом, Гвиневрой и Артуром, описанные в романах, представляют собой смягченный и психологически более сложный отзвук этой архаической валлийской истории.
Как и повесть о Граале, когда эта трагическая история любви и верности долгу, разделяющих влюбленных, была переложена из стихов в прозу, по всей вероятности — в первой четверти XIII в., она оказалась как бы наложенной на воинские приключения и подвиги странствующих рыцарей. Автор «Романа о Тристане в прозе» (уже известный нам «Тристан в прозе») воспринял эту повесть, которую он, по его утверждению, заимствовал из «достославной латинской книги, открыто возвещающей повесть о Святом Граале», — как кульминацию рыцарских историй, а Тристана как образец рыцарской любви. Он перенес значительную часть действия ко двору короля Артура и сделал подвиги Тристана одной из главных причин его славы: Тристан становится одним из рыцарей Круглого Стола, и мы узнаём, что
«он был самым прославленным [soveriens] рыцарем, когда-либо жившим во владениях Великобритании как до короля Артура, так и после него, за исключением только превосходнейшего рыцаря Ланселота дю Лака. Даже латинская книга об истории Святого Грааля открыто говорит о том, что во времена короля Артура было только трое рыцарей, преуспевших в рыцарских доблестях: Галахад, Ланселот и Тристан».
По той же причине автор включил в рамки своего романа большую часть истории королевства Артура. В результате получилось, что повесть о духовных свершениях рыцарства и поисках Грааля оказалась вплетенной в страстный, чувственный мир Тристана и Изольды. Тристан, этот величайший герой-любовник своего времени, оказывается одновременно и выдающимся рыцарем и даже удостаивается вместе с Ланселотом и Галахадом великой чести, ибо он оказывается потомком семейства Иосифа Аримафейского
[255]. И когда он вступает в спор с Ланселотом и Галахадом за первенствующее положение, их поединки завершаются безрезультатным исходом.
Хотя большая часть текста является оригинальной и авторской, в него включены крупные обрывки из «Ланселота», входящего в цикл «Ланселот-Грааль», особенно — в заключительной части, где описаны поиски Грааля. В результате Тристан на протяжении многих страниц исчезает со сцены действия романа. Но как только дело касается поисков Грааля, автор вновь возвращает своего героя, радикально изменяя тональность и содержание по сравнению с «Ланселот-Граалем».
В самом начале поисков Грааля он появляется при дворе после того, как сэр Галахад садится на Погибельное Сиденье, предназначенное судьбой ему одному. Помимо всего прочего, это появление Тристана означает, что все рыцари Круглого Стола в первый и единственный раз собрались вместе. В ходе последующих приключений подвиги самого Тристана переплетаются с куда более значительными деяниями рыцарей Грааля. То, чему свидетелями мы оказываемся, более уже не является целенаправленным стремлением к идеалу, становясь длинной чередой рыцарских подвигов, которые лишь изредка прерываются напоминанием о более возвышенной цели — поисках Грааля. Тристан имеет мало отношения к этим поискам; он поглощен думами об Изольде и собственным соперничеством с Паламедом — рыцарем-сарацином, также влюбленным в нее. Паламед — это новый персонаж
[256], язычник, который упорно отказывается креститься, предпочитая служение любви, но во всех прочих качествах не уступает рыцарям-христианам. Галахад время от времени появляется в романе, но — всего лишь как рыцарь — искатель приключений, странствующий в обществе некоторых других рыцарей Круглого Стола. Это резко контрастирует с его ролью в «Поисках Святого Грааля», где он предстает одинокой фигурой, одержимой стремлением отыскать Грааль. Его очень редко видят другие рыцари, тратящие немало времени на его поиски.
