– Ты не возражала, когда я тебя фотографировал.
– В тот момент снимки не имели ко мне никакого отношения.
– Разве они не угрожают скромности?
– Скромность в словах, а не в деяниях.
– Что если я сфотографирую тебя обнаженной?
– Я скромна в словах, а не в деяниях. Можешь делать со мной все, что пожелаешь, в самых развратных вариантах, какие выберешь. Я ничего не знаю о физической скромности, поскольку тело – лишь то, что мне дано. Некоторые люди считают меня бесстыжей. Но они ошибаются, поскольку я, к примеру, не могу произносить бранные слова, которые описывают то, чем мы только что занимались. Физический акт – это одно, но молчание – это осознанный выбор. И я выбираю молчание. Я с радостью занимаюсь тем, что не могу произнести.
– Да, – кивнул Таллант, вспомнив то, что недавно произошло.
– Таковы многие из тех, кто следует подобному призванию.
– Ты несешь Слово.
– Да.
Она открыла глаза и повернулась так, что его рука соскользнула с одной груди на другую. Таллант тихонько зажал сосок между пальцами.
– Ты знаешь, где мы?
– Ты имеешь в виду эмоционально или физически?
– Я имею в виду – где мы? В какой конкретно точке Прачоса? Рядом с побережьем?
– Завтра доберемся до моря. А где мы конкретно сейчас… я точно не знаю.
– А тот поселок, через который мы проезжали, ну… трущобы… Я раньше никогда не видел ничего подобного.
– Это самое большое поселение на острове.
– Ты была там раньше.
– Я несла Слово в Сближении в прошлом году. Снова пробовать не стану.
– Тебе угрожали?
– Точнее будет сказать – игнорировали.
– А сколько ты там пробыла?
– Осталась на год. Обратно не вернусь.
– А я думал, Прачос-сити – самый большой город на острове.
– Это столица, но в Сближении населения больше.
– А что это за название такое? – спросил Таллант.
– Трущобный поселок называется Сближение.
– Сближение с чем?
– Понятия не имею. – Фиренца снова повернулась, поерзав на неровном матрасе. – Хочешь снова заняться тем, чем мы уже занимались?
– Тем, для чего нет слов?
– Слова-то есть, но я не желаю произносить их. Ну так хочешь?
– Хочу, но не сейчас.
– А я думала, захочешь.
– Скоро захочу. Расскажи мне про Сближение.
– А нечего рассказывать. Это социальная проблема, решения которой пока не найдено.
– И насколько велика трущоба?
– Ну, сегодня ты видел, сколько времени требуется, чтобы пересечь ее. Поселок занимает почти всю юго-восточную часть острова. Люди не перестают прибывать, поэтому почти невозможно подсчитать общую численность населения. Когда я была там в прошлом году, в трущобах жили около миллиона человек, а сейчас, наверное, и того больше.
– Кто они? Откуда прибыли? По идее же преодолеть пограничный контроль невозможно.
– Жители Сближения нашли способ. В теории все они рискуют быть депортированными.
– Как им это удалось?
– Представления не имею.
– Но ты же говоришь, что была там. Не спрашивала их?
– Я слышала много ответов, ни один из них не поняла и в любом случае считаю все истории выдумкой. Спроси себя, Томак, – а сам-то ты как попал на Прачос? Где ты был до нашего знакомства?
Таллант ощутил знакомый холодок страха, которого по привычке избегал. Его рука соскользнула с тела женщины, он сел. Во дворе кто-то крикнул, кто-то заорал в ответ. Внезапно музыка стала громче. Он услышал смех. Гомон завсегдатаев бара, казалось, раздавался издалека, словно скрытый прозрачным экраном. Впервые за несколько недель ему стало холодно. Женщина, Фиренца, не села рядом, а отвернулась и уставилась в потолок. Он видел сильную челюсть и высокий лоб. Она отдыхала, ожидая, когда он заговорит.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты не знаешь ответа, как и я. Ты здесь, я здесь. Мы похожи.
– Я всегда был здесь.
– И я тоже. Но как далеко уходят твои воспоминания?
– Очень далеко.
– Ты помнишь, как был ребенком?
– Нет, не настолько.
– Значит, позднее. Так сколько же тебе было лет, когда ты попал на Прачос?
Таллант свесил ноги и сел прямо на краю комковатого матраса. Он чувствовал, как его рациональность испытывается воспоминаниями. Он знал, что родился не на Прачосе, но помнил, что всегда жил здесь. Да, в прошлом порой покидал остров, но его память представляла собой аморфную, гладкую, непрерывную нить. Таллант ощутил агонию неопределенности, теперь уже воспоминания проходили проверку рациональностью.
Он встал.
– Ты не знаешь, где мы. Ты никогда не бывал в Сближении. Ты не знаком и с Прачос-сити, в противном случае не называл бы его так. Ты даже не уверен, в какой стороне море. Все это знают островитяне, то есть ты прибыл недавно. Думаю, и я тоже.
– Но ты была здесь в прошлом году, работала в трущобах.
– Да, я несла Слово в Сближении. Правда. Я уверена в этом так же, как ты уверен в собственных воспоминаниях. Ты ищешь внутреннего спокойствия. Я знаю, как тебе его предложить. Некоторые слова мне нравится произносить.
– Но я не хочу их слышать.
– Тогда задай мне тот же вопрос, который я задала тебе.
– Как ты попала на остров? – Он снова подошел к кровати, встал, обнаженный, рядом с женщиной, глядя на нее сверху вниз. Видел тень на ее груди, которую отбрасывала одинокая лампочка на потолке. – Ты тоже не местная.
– Я Несущая…
– Да ладно тебе, это всего лишь отговорка. Кто ты на самом деле, Фиренца?
– Ты тоже уклоняешься от прямого ответа. Мы оба отказываемся признать, что наши жизни вовсе не то, чем мы их считали. Ляг снова рядом со мной. Мы здесь, чтобы заняться этим вместе, и мои потребности все еще не удовлетворены.
– Скажи словами.
– Не буду.
– Тогда скажи снова то, что говорила про воспоминания. Такое впечатление, что это правда.
– Ты помнишь, как мы встретились? – спросила Фиренца.
– Мы шли вместе через пустыню на юг.
– А до этого? До пустыни? Где мы были и что делали? – Слабый тусклый свет лампы не давал ее рассмотреть, а теперь она еще и загородилась коленом. Ее тело нравилось Талланту, но чего-то в ней он никак не мог понять. – А до этого, Томак? – повторила она.
– Моя жена. Я был с моей женой. В том месте. Там, в пустыне, откуда мы с тобой ушли. Раз мы были вместе, значит, и ты, наверное, тоже там была.
