– И в этом тоже мы сходимся. В любом случае, вышестоящим хочется знать, кем были эти люди и кого они представляют. Честно говоря, мне тоже. Это не приказ, но, если ты уже закончила свои дела, я не отказался бы от помощи.
Подумав, Розенталь спросила:
– Что я с этого получу?
– Мою благодарность. А, и кучу денег, которую ты сможешь оставить кому захочешь.
– Деньги меня не волнуют, но… – она ухмыльнулась Лопе. – К дьяволу, зачем еще нужны друзья? Думаю, если нам предстоит работать и спать вместе, то чем скорее мы друг друга узнаем – тем лучше.
Сержант кивнул.
– Если даже ничего другого не выйдет, это интересный способ убить несколько оставшихся до отлета дней. Встречаемся завтра в семь утра, в гражданской одежде. Я позже сообщу место.
Сержант поднялся. Розенталь последовала его примеру и задрала голову, неуверенно глядя на Лопе.
– Это точно не попытка меня охмурить?
– Завтра расскажу. Одну ночь ты вполне можешь провести в сомнениях. Как только я все объясню… что ж, как говорится, «истина делает нас свободными».
Выйдя из здания через временный выход, они разошлись в разные стороны. Каждый мельком проследил за тем, куда пошел другой.
«Хороший сотрудник службы охраны всегда присматривает за коллегами», – подумал Лопе.
16
Они встретились на следующий день у одного из двух уцелевших книжных магазинов на Чаринг-Кросс. «Книгами» назывались те огромные древности, которые печатались на листах из мертвых деревьев. Некогда эта знаменитая наклонная улица служила домом двойному ряду замечательных магазинов. Уцелевшие заведения стали такими же диковинками, как и их ассортимент.
Выжившие книготорговцы поставляли свой товар все увеличивающейся группе зажиточных фанатов, которые сосредоточили интерес и деньги на вещах, уже недоступных широкой публике. Не то чтобы для подобных книг не существовало более широкого спроса – просто бумага, на которой их печатали, стала слишком дорогой. Или слишком редкой.
Лопе надеялся, что его последний новобранец оценит выбор места встречи. Сам Лопе не был особенным любителем чтения, но он ценил старые традиции и рассчитывал, что Розенталь одобрит сентиментальность жеста. Совсем скоро им предстояло навсегда покинуть Землю – где же еще завершать дела, как не по соседству с замечательным напоминанием о прошлом планеты.
Найдя друг друга, они перебрались в питейное заведение на два подъезда ближе к реке. Переодетая в гражданский наряд, Розенталь явно приложила усилия, чтобы выглядеть безобидной. Это у нее не совсем получилось. Кто-то иной ориентации мог бы счесть ее привлекательной – не в природе Лопе было судить о таких вещах. Однако, несмотря на косметику и женскую одежду, телосложение Розенталь и ее манера себя вести выдавали армейское прошлое женщины.
И все же, поскольку им предстояло работать вместе долгое время – ну, до конца жизни, – Лопе попытался отреагировать подобающе, когда Розенталь уселась по другую сторону маленького столика.
– Симпатично выглядишь, Розенталь.
– Не «рядовой» Розенталь?
– Это только после того, как мы окажемся на борту.
Женщина провела рукой по волосам.
– В один из последних раз приняла долгий душ. Такое простое удовольствие, но одно из моих любимых. Полагаю, душ теперь будет ограничен по времени. Я буду по нему скучать.
– Возможности «Завета» могут тебя удивить, – Лопе кивнул направо, по направлению к стене из матового стекла с узором под изморозь. – Что думаешь про тот магазин?
Розенталь проследила его взгляд.
– С настоящими книгами? – она одобрительно кивнула. – Мои предки всегда их любили, совершенно любые. Любовь передавалась следующим поколениями, даже когда исчезли сами книги. В помещениях для вещей экипажа нашлось место только для нескольких томов, которые я взяла с собой из чувства ностальгии.
Лопе принял задумчивый вид.
– Честно говоря, я никогда не был книгочеем. Не возникало такого желания после того, как приходилось бороздить сотни мануалов. Их-то я читал для того, чтобы знать, как наилучшим образом использовать снаряжение. Например, такое, – он показал комм армейского образца.
Усевшись так, чтобы оказаться как можно ближе к Розенталь, Лопе включил прибор. Картинка появилась только на экране. Если бы он оставил комм в режиме проекции, любой в заведении смог бы разглядеть, что он показывает.
Они сразу же узнали вестибюль башни «Вейланд-Ютани». Оба хранили молчание, пока перед ними разворачивались побег рыжеволосой женщины и последующая попытка убить сержанта, показанные с разных углов: сцену записывали несколько камер системы безопасности. Лопе ловко манипулировал управлением комма.
Запись происшествия началась заново, но в этот раз фокус переместился с сержанта на лицо рыжеволосой женщины. После этого изображения с разных камер соединились и образовали трехмерный портрет, который можно было рассматривать под любым углом. Розенталь откинулась на спинку стула и посмотрела на сержанта.
– Очень впечатляюще. Что теперь? Полагаю, ты послал эту мозаику в общую базу данных населения?
– Когда ты занимаешься безопасностью, то учишься никогда не верить первому, что видишь. Или второму. Человеческое зрение – замечательная штука, но не совершенная. Его можно обмануть. Легко пропустить то, что находится прямо перед глазами.
Он снова коснулся управления комма.
Изображение повернулось и изменило масштаб, показав небольшую зону на задней стороне шеи женщины. Розенталь наклонилась вперед, присмотрелась и, наконец, нахмурилась.
– Что я должна здесь увидеть?
Вместо объяснения Лопе дал еще большее увеличение. Розенталь прищурилась. В основании шеи виднелась крошечная, почти незаметная складка.
– Я что-то вижу, но не уверена, что именно. Шрам от операции?
– Хорошая догадка, но – нет. На ней закрывающая всю голову венецианская коллагеновая оболочка. Практически идеальная, – он указал на изображение на экране, – если не считать того места, где ее обрезали после наложения.
Розенталь снова принялась изучать картинку, потом посмотрела на сержанта с интересом и уважением.
– Я знаю, что это. Просто никогда не видела, чтобы подобное где-то применялось – кроме как в развлекательных учреждениях.
– Одной из причин этого является то, что они чертовски дорогие, – сообщил Лопе. – Слишком дорогие для обычного гражданина, но не для оперативника, за которым стоят финансы, скажем, концерна «Дзютоу».
– Как ты заподозрил что-то подобное?
– Сначала прогоняешь тот поиск в базе данных, о котором ты упоминала. Когда ничего не находишь, то делаешь вывод, что объект не хочет, чтобы его нашли. Это предполагает какие-то средства изменения внешности. Искусственные носы и парики давно уже вытеснили более сложные имплантаты, так что ты ищешь что-то свежее. Хорошая оболочка практически невидима, разве что ты знаешь, что искать и где именно, – он скривился. – Если бы она сделала оболочку на все тело, я никогда бы не обнаружил места среза. Полагаю, та женщина или тот, с кем – или на кого – она работает, не предполагали, что для обычного собеседования понадобится полная маскировка.
