Ромм отнёсся к обязанностям учителя с большой серьёзностью. Он писал отцу своего ученика: «Поскольку я отдаю себе полный отчёт о значении возложенных на меня обязанностей и желаю завоевать Ваше доверие, я посчитал целесообразным составить план, включающий три основных направления воспитания и обучения Вашего сына: физическое, моральное и образовательное. Изучив произведения Тиссо, Руссо и Локка и после многочисленных бесед с одним из моих высокообразованных друзей, я пришёл к нижеследующему выводу, о котором я Вас ставлю в известность. Я решил взять на себя роль второго отца со всеми свойственными этой роли чувствами. По отношению к Попо я буду проявлять дружелюбие, доброту, но и твёрдость. Я знаю, что у него хороший характер и многообещающие способности. Поэтому я надеюсь, что мои старания будут успешными. Я стремлюсь лишь к тому, чтобы воспитать у Вашего сына любовь к своим родителям и такие качества, которые присущи достойному человеку».
Теоретически всё это звучало прекрасно, однако в действительности всё выглядело совершенно иначе. Ожидания Ромма ни в коей степени не оправдались. Хладнокровие отца и уравновешенное терпение, которые Ромм приписывал образцовому облику Руссо как идеальному для него образу, – хотя Руссо, ни с чем не считаясь, бросил на произвол судьбы свою семью, – у Ромма всё чаще и чаще отсутствовали.
Сначала «Попо» проявил себя с лучшей стороны. «Иногда я обнаруживаю в нём задатки хороших качеств, – с полным основанием записывал Жильбер Ромм в своём дневнике. – Ему присущи милосердие, человечность и справедливость, он обладает быстрой реакцией и целеустремлённо стремится к общению с образованными людьми». Тем не менее учителю часто приходилось посылать своему ученику короткие записки, содержащие упрёки и поучения, на которые Павел должен был отвечать также в письменной форме. В то время не было ничего необычного в том, что в одном и том же доме члены семьи общались между собой в письменной форме, посылая друг другу записки. Ромм часто пользовался этим обычаем, причём слишком часто и довольно назойливо. «Для укрепления здоровья Тебе необходимо больше двигаться, заниматься верховой ездой, бегом, плаванием, участвовать в соревнованиях по бегу наперегонки, невзирая на погоду. Соблюдай распорядок дня. Не одевайся слишком тепло и борись со склонностью к размягчающей инертности, от которой Ты только тогда избавляешься, когда придираешься к прислуге или дразнишь собаку… Уже четырнадцать дней ты избегаешь меня, моей дружбы, стараешься, чтобы я о Тебе не заботился. Ты больше не просишь меня помочь Тебе в учении, не просишь моих советов, как себя вести в том или ином случае… Интересная, поучительная и необходимая деятельность, которой надлежит заниматься каждому молодому человеку, кто стремится занять в обществе соответствующее положение и стать военным, обеспечить себе продвижение по службе, кажется Тебе скучной, причём настолько, что Ты только зеваешь или даже можешь заснуть… Ты предпочитаешь изысканную пищу и сидение у потрескивающего в камине огня изучению антики, естествознания, геометрии и своего родного языка…»
Увлечённый своей любимой риторикой, Ромм, видимо, полностью забыл возраст своего воспитанника. «…Ты просыпаешься и встаёшь утром лишь в девять часов и забываешь, неблагодарный сын, о своём долге по отношению к своему отцу… Ты стал невежественным, прожорливым и ленивым и при этом ещё неискренним и крайне неблагодарным. Бедный мальчик, если ты и дальше будешь себя так вести – то превратишься в презираемого, противного человека… Видимо, я стал тебя раздражать. Я жду с нетерпением того момента, когда ты поймешь своё неправильное поведение и раскаешься… однако, ты, холодное и окаменевшее сердце, к чему же ты, собственно говоря, стремишься?»
Чтобы избежать придирок своего учителя, «Попо» старался хранить зловещее молчание. В результате Ромм обрушил на отца Павла лавину горьких жалоб.
«Большие упражнения, которые я ему задаю, требующие сосредоточенного внимания и напряжения, он не может выполнить из-за своей инертности, из-за своей лени. На положительные примеры он уже не обращает внимания, они его уже не трогают. Мои советы вызывают у него лишь скуку. С каждым днём я теряю его доверие и симпатию к себе. Он становится упрямым. Ему явно больше нравится отдавать приказания, чем что-либо выполнять самому… Ему надоели дискуссии, размышления и выслушивание различных рассуждений».
В следующем письме Ромм проявляет большее благоразумие: «Нервность Павла объясняется его половой незрелостью, вызывая приступы летаргии. Если он физически чувствителен, то в духовном отношении инертен, безразличен и невнимателен». В порыве откровения и самоанализа Ромм признал: «Мне свойственны тяжелодумие и неуравновешенность, так проявляется мой темперамент. А с годами эти качества, к сожалению, усилились, что отдаляет от меня мальчика такого склада характера, как „Попо“. Я долго размышлял об этом и пришёл к выводу, что вина за его поведение в значительной степени лежит, видимо, на мне… Мне не удаётся снова завоевать его доверие. Его успехи в русском языке незначительны. Мои личные ошибки в русском языке дают ему право на превосходство надо мной. Чтобы меня унизить, он их умышленно повторяет… Его рисунки свидетельствуют о полном отсутствии художественного вкуса. Математика, как, впрочем, и другие науки, вызывает у него скуку…»
Поскольку взаимоотношения графа Александра Сергеевича Строганова и его учителя Антуана были ничем не омрачены, он не слишком серьёзно относился к жалобам Ромма. Кроме того, граф был занят своими делами, тем более, что в этот период времени он часто находился при дворе в окружении государыни. Однако его письма к сыну свидетельствуют о его любви и заботе о нём, о его доброй и отзывчивой натуре. 20 мая он писал из Полоцка, куда он сопровождал Екатерину II на встречу с австрийским императором: «Наконец получил от Вас весточку, которую я с таким нетерпением ждал… Вы жестоки, друзья мои… Если бы Вы знали, как печалит меня Ваше молчание, Вы бы никогда не мучили меня… Однако, по всей вероятности, я несправедлив к Вам, и Вас не в чем упрекать… Вы ведь в этом не виноваты, всё дело в курьерской связи, которую Вы выбрали для пересылки Вашего письма… Я здесь сильно простудился, но не беспокойтесь – всё уже прошло. Мне помогло сильнодействующее лекарство… Наше путешествие протекает по-прежнему… Где бы государыня ни появлялась, она везде делает множество благодеяний… Мы пробудем здесь некоторое время, и, видимо, я Вам отсюда ещё раз напишу. До свидания, мои дорогие друзья. Не сомневайтесь, что я желаю Вам всего наилучшего и не забывайте меня, относитесь ко мне с любовью. С каждым днём я нуждаюсь в вашей любви всё больше.
Громкие жалобы людей, попавших в беду, убеждают меня в том, что тот, у кого есть друзья, нуждается в сострадании меньше, чем другие.
До свидания».
Спустя неделю граф Александр Сергеевич Строганов писал из Могилёва:
«Здравствуйте, мои дорогие, мои чудесные друзья. Я ушёл с бала, который даёт сейчас государыня, чтобы поделиться с Вами своими мыслями… Император Иосиф II направляется в Москву. Таким образом моё путешествие сократится на много дней… а каждый день приближает нашу встречу. Как я счастлив!
До свидания, мои дорогие друзья. К сожалению, мне придётся сейчас с Вами распрощаться. Я кладу на место своё перо, но моё сердце не перестаёт повторять, как Вы мне дороги, как я Вас люблю. Мой дорогой Ромм, обнимите моего любимого сына, моего “Попо” и любите его так же горячо, как и я. До свидания…»
