Пятого октября 1789 года граф Александр Сергеевич Строганов писал в своём письме: «Мои дорогие друзья! Ваши письма меня очень беспокоят, так как вы находитесь в городе, в котором, как сообщают газеты, царит беспорядок, происходят волнения… Между тем курьеры, прибывающие один за другим, сообщают, что мы одерживаем над турками победу. Надеюсь, мой любимый сын, что и Ты одержишь победу в борьбе со своей инертностью и леностью… Посылаю Вам свой портрет, по-моему, очень удачный, нахожу большое сходство с собой. Внизу художник написал стихи, которые мне совершенно не понравились, однако мне не удалось их стереть.
Дорогой Ромм, прошу Вас заказать большой портрет моего сына в масле у лучшего художника… Вы доставите мне этим большую радость».
Несмотря на то что молодой Очер не поддерживал никаких отношений с Императорским Российским посольством в Париже, поведение, активная деятельность Павла Строганова, наследника самого большого состояния в России и сына близкого друга Екатерины II, не ускользнула из поля зрения российского посла во Франции Смолина. 16 апреля он отправил с курьером донесение государыне.
Это донесение достигло цели раньше листовок с информацией о революции во Франции, которые Ромм отправил графу Александру Сергеевичу Строганову. Государыня приказала, чтобы оно было немедленно доведено до сведения Высшего Совета. Граф Александр Сергеевич Строганов был осведомлён, что наставник его сына – Жильбер Ромм, которому доверили воспитание молодого человека Павла Строганова, записал его в «Клуб якобинцев» (“Club des Yacobins”). Этот клуб был основан, чтобы натравить весь народ на правящие классы. Граф Александр Сергеевич Строганов должен избавить своего сына от подобного влияния. О возвращении Ромма в Россию не могло быть и речи, вернуться в Россию Ромму не разрешили.
В своих письмах даже снисходительный граф Строганов стал проявлять определённое беспокойство по поводу воспитания своего сына. В марте 1790 года он настоятельно просил Ромма уехать из Парижа: «На дворе стоит весна, и я уверен, что Вы используете возможность отправиться в путешествие…» В следующем письме он снова разъяснил: «Я расцениваю посещение полиции не так, как Вы. Не могу себе представить, на каком основании они сочли необходимым нанести этот визит. Надеюсь, дорогой Ромм, что Вы проявите необходимую осторожность и примите надлежащие меры… Вы у всех на языке, вокруг Вас такой шум… Вся Европа следит за событиями во Франции, за событиями в Париже. Должен признаться, что от этих событий не ждут ничего хорошего».
Граф Александр Сергеевич Строганов ещё не заметил изменения в поведении Жильбера Ромма и поэтому 20 июня 1790 года заверил его ещё раз в своём полном доверии.
«Моё доверие к Вам, дорогой Ромм, нисколько не изменилось, и я не вижу причин относиться к Вам в дальнейшем по-другому… Тем не менее, моя просьба, моя рекомендация уехать из Парижа вызвана серьёзными соображениями. Я настоятельно прошу Вас выполнить мои пожелания. Почему Вы не едете в Вену, где имеются все предпосылки для воспитания моего сына? Наш посол в Австрии и его заместитель очень уважаемые и заслуженные люди. Они с удовольствием помогут Вам в любом отношении…»
Даже после донесения российского посла во Франции граф Александр Сергеевич Строганов при всём желании никак не мог поверить во всё, о чём писал из Парижа русский посол во Франции государыне Екатерине II.
Александр Сергеевич старался не обидеть Жильбера Ромма:
«Разразился скандал, – писал граф Строганов. – Сколько раз за то время, пока этот скандал созревал, я просил Вас настоятельно уехать из Парижа и даже из Франции. Более ясно выразить своё желание я просто не в состоянии… Поймите же, в конце концов, что Вас просто не знают, не знают, что Вы за человек, дорогой Ромм. Не могут понять чистоту Ваших замыслов. Считают очень опасным, что молодой человек, мой сын Павел, находится в стране, в которой царят хаос и анархия. Опасаются, что на моего сына, наследника графа Александра Сергеевича Строганова, могут оказать влияние принципы, которые не разделяет правительство его страны. Утверждают, что Вы, охваченный азартом, в пылу воодушевления, ничего не предпринимаете, чтобы оградить моего сына от подобного влияния. Говорят, что Вы оба вступили в „Клуб якобинцев“ – этот клуб называют также «клубом бешеных» (“Club des enrages”). Этим слухам я противопоставил свою веру в Вашу честность и порядочность…
В настоящее время я вынужден, к величайшему сожалению, отозвать своего сына, и таким образом лишить его уважаемого воспитателя и учителя, притом в такое время, когда ему такой учитель и воспитатель особенно нужен…»
В ответе Жильбера Ромма на это дружелюбное и вежливое письмо графа Александра Сергеевича Строганова содержалось бурное проявление лицемерного протеста:
«Впервые Вы дали мне почувствовать, дали мне понять громадную разницу, огромную пропасть между отцом и воспитателем… Вы лишаете меня своего доверия на основе своих размышлений, которые Вы не сочли нужным мне изложить в своём письме». «Вы совершенно не интересуетесь особыми чувствами своего сына».
И далее Жильбер Ромм, по всей вероятности, имея в виду Теруань де Мерикур (Theroigne de Mericourt), впадает в якобинский стиль, выражая свои мысли в манере якобинцев:
«Разве преступно любить скромную простоту, справедливость, свободу, порядок, мирную жизнь, честность и мудрую скромность – сплошь такие качества, которые необходимы именно тогда, когда дело идёт о противоположных мнениях, амбициях и интересах. У вашего сына и в настоящее время такое же восприятие различных сторон жизни своего народа, как и при его отъезде из России. У него сохранились такие благородные качества, как чистота и доверчивость, свойственные молодости. Да поможет ему Господь сохранить их ради него самого и ради Вас… Его воспитание было слишком стремительным, к тому же оно было сковано многочисленными ограничениями, чтобы можно было достичь в течение необходимого времени подлинного успеха».
Эти упрёки звучат верхом неискренности, крайне необдуманными, особенно если принять во внимание то исключительное внимание, которое граф Александр Сергеевич Строганов уделял вероломному воспитателю и учителю своего сына.
«Я не хотел бы причинить беспокойство Вам и Вам подобным, которые весьма неохотно дышат одним и тем же воздухом с учителем, – добавил Жильбер Ромм с насмешкой. – От всего сердца жаль мне тех, кому предстоит подобная жизнь… Ваше окончательное решение мы будем ждать у моей матери в деревне, где она живёт».
После приезда Ромма и Павла в Риом умер Клемент, верный слуга Павла. На его похоронах было решено совершенно отказаться от религиозных обрядов и похоронить его на новый лад, как подчеркнула как бы между прочим местная газета. Это был бестактный, нелепый поступок, который ускорил дальнейшее развитие событий, так как больше не представлялась возможность прослеживать за двуличием Жильбера Ромма, за его лицемерием.
К этому времени граф Александр Сергеевич Строганов решил избегать всяких столкновений как с Жильбером Роммом, так и со своим сыном. Он просил Демишеля оказать содействие и изложить Жильберу Ромму письменно мнение графа Строганова, при этом самым вежливым образом, о том, что Александр Сергеевич рассматривает свои прежние соображения лишь как «предположения».
