Во время отсутствия родителей маленького Олега сначала оставляли на попечение школьного учителя, который был настолько «прогрессивен», что поручал Олегу чистить его сапоги. Когда в Васильевское приезжали гости, чтобы осмотреть знаменитые конюшни, их сопровождал начальник конюшен м-р Вильямс. Они восторгались прекрасными лошадьми, которых мыли и чистили щётками конюхи в безупречных ливреях. Гости осматривали отполированные до блеска седельные сбруи, а потом вдруг натыкались на маленького растрёпанного мальчика в нахлобученной соломенной шляпе, в изношенных сандалиях и с лицом ангела, который бесстрашно появлялся из-под копыт лошади. Изумлённые его появлением, они спрашивали, что это за мальчик, и слышали в ответ: «Князёк, наследник сказочного состояния».
Не считая школьных каникул, Олег много времени проводил в Петербурге, поскольку он решил избрать карьеру морского офицера. Рождение его младшего брата Георгия в 1897 году в Лондоне было связано со всякого рода неприятностями. Его крёстным родителям, графу Сергею Александровичу (брату его матери) и тёте Мисси Ягминой (маминой старшей сестре) пришлось предпринять длительное путешествие из Санкт-Петербурга в Англию, чтобы приехать на крестины. Затем заботы о мальчике взяла на себя пухлая бретонка – медицинская сестра по уходу за детьми. Испуганные и одновременно захваченные этим зрелищем, маленькие друзья Георгия наблюдали позже, как она не только собирала лягушек, но и ела их. Затем её сменила мягкая по характеру английская няня, которую Ольга, не любившая сентиментальничать, часто спрашивала в насмешливом тоне: «Ну как сегодня дела у нашего драгоценного сыночка?» И хотя няня была взята только на несколько месяцев, она продолжала жить в доме вплоть до революции на положении, не поддающемся какому-либо конкретному определению, так, как это было заведено и в других русских домах.
Когда ему исполнилось семь лет, Георгий был доверен «дядьке», матросу по фамилии Котов, который был ранен в Цусимском сражении как раз в ту минуту, когда он стоял рядом с Олегом. Олег взял его к себе домой, чтобы тот окончательно поправился. Наполовину камердинер, наполовину детский воспитатель, Котов при каждой предоставлявшейся ему возможности с гордостью надевал свой Георгиевский крест и стал, наконец, правой рукой для всех членов семьи.
Пока их родители были в Сибири во время японской войны, Элен жила у Ягминых, которые в то время были на Кавказе, а Георгия отправили в Крым, в Ялту, где его взяла под своё покровительство сестра отца, графиня Лина Толстая. После обеда они часто садились в типичную для того времени лёгкую плетёную коляску с натянутым над ней навесом с бахромой и ехали в гости к друзьям. Таким образом Георгий побывал в большинстве вилл, расположенных на побережье.
После своего возвращения с Дальнего Востока в 1906 году князь Борис (Боря) Васильчиков был назначен министром по сельскому хозяйству; Георгий жил у него в Санкт-Петербурге вместе со своим воспитателем. Мальчик тут же заболел ветрянкой, которая в то время была опасной болезнью. Его дядя уже не мог принимать у себя ежедневный поток посетителей и вынужден был переехать в другой дом, пока не закончился карантин. Тем временем с юга вместе с Элен вернулись Ягмины и поселились во дворце Строгановых. С тех пор дети проводили зимние месяцы у них, в то время как их родители разъезжали по свету.
В соответствии со своим возрастом и не желая без важного повода появляться при дворе, ни Щербатовы, ни Ягмины не придавали особого значения участию в больших общественных мероприятиях города. При Александре I и в юности Николая I придворные балы были весёлыми, захватывающими и полными пышности и блеска. Позднее о них стали отзываться, как о помпезных и натянутых. Гости скучали, если даже и чувствовали себя польщёнными, присутствуя на таком приёме. Украшенные орденами и диадемами, они собирались в огромных залах. Гости тихо беседовали между собой, пока не открывались двойные двери, ведущие во внутренние апартаменты, и не появлялись их императорские величества. Приглашённые по очереди представлялись или приветствовались. Император или императрица открывали бал вместе с почётным гостем. Великие княгини посылали адъютанта к кавалеру своего выбора, чтобы пригласить его на танец – обычай, вызывавший чувство неловкости у обеих сторон. В полночь императорская семья удалялась, а гости становились немного веселее. Частные балы, устраивавшиеся в красивых, наполненных цветами частных дворцах, были известны царившими там оживлением и радостным настроением.
В хорошем обществе скандальных сплетен почти не было. Если становилось известно о каких-нибудь связях, то обсуждали такое событие очень сдержанно, иначе неотвратимым следствием этого была бы дуэль. Екатерина II пыталась отменить этот варварский обычай, однако до самой революции даже полковые командиры высказывались за то, что нужно требовать удовлетворения, если они считали, что кто-либо из их офицеров был оскорблён.
В больших домах хозяйка обычно после обеда или вечером принимала гостей, окружённая близкими или платоническими почитателями. Редко, но такие случаи всё-таки были, вспыхивала взаимная страсть. Тогда любящие бежали в романтическую Италию, в Неаполь или Сорренто. Их неожиданное исчезновение в обществе старались скрыть. Но на солнечный юг отправлялись также и молодые люди с заболеванием лёгких в сопровождении заботливых родителей или родственников. Неожиданно, на прогулке, в театре или на вершине Везувия они встречались с влюблёнными. Смущённое молчание. Мужчины обмениваются сдержанными приветствиями; дамы изображают преувеличенное восхищение красотой открывающегося вида, прячась при этом под своими зонтиками от солнца. Пути к возврату были отрезаны. Дома им никогда не простят скандала.
Под руководством Мисси Ягминой дела в доме Строгановых велись с большим размахом. Круг её друзей охватывал все возрасты. Она была одинаково внимательна в проявлении своей симпатии как к взрослым, так и к детям, но охотнее приглашала гостей к себе, чем сама ходила в гости. Это случалось очень редко.
Домом правил огромный, сильный и величественный мажордом Александр, который внушал Элен и Георгию глубокое уважение. Но среди всех окружавших их людей самой любимой для них была их «тётя Мисси». Время, не занятое школьными занятиями, племянники охотно проводили у неё; в её гостиной им всегда были рады.
Она имела обыкновение появляться днём, когда её гости приезжали на завтрак. Потом она выезжала, чтобы посетить императрицу-мать (сестру английской королевы Александры) и нескольких своих близких подруг. Обед обычно был блистательным событием, но больше всего дети были счастливы, если гости вместе с дядей Ягминым уезжали в театр, потому что до их возвращения и перехода затем к ритуалу вечернего чаепития с ними занималась «тётя Мисси».
Увитые плющом и ломоносом шпалеры образовывали зелёные аркады, от которых, казалось, исходил нежный, косо падающий свет. Тюльпаны, мимозы и сирень из теплиц создавали иллюзию того, что весна уже наступила. В руке Мисси держала папиросу в длинной ручке, которую она меньше курила, чем размахивала ею, как бы делая акцент на отдельные слова. Она ходила по гостиной, и рюши её шёлкового платья тихо шуршали, когда она проходила мимо маленьких столиков, уставленных драгоценностями Фаберже. Время переставало существовать, когда она, мечтая вслух, рассказывала о прошлом: о больших балах, приёмах и значительных мероприятиях. Она ещё помнила своего деда, графа Сергея Григорьевича Строганова, который жил во времена правления Екатерины II и сражался под Бородино. А тот, в свою очередь, питал глубокую симпатию к своему тестю, Павлу Александровичу, которого он провожал в последний путь и который в юности попал в неразбериху Французской революции. А его отец опять же родился около восьми лет спустя после того, как завершилось царствование Петра Великого.
