В этом году в Токио установили первый телефон-автомат. Диска для набора номера у него не было. Клиент снимал тяжеленную трубку и диктовал телефонистке номер. Потом бросал в щелочку монетку того или иного достоинства. Телефонистка по звуку падения определяла, сколько минут следует предоставить клиенту. После этого она соединяла его с нужным номером.
В Киото же состоялся один из первых в Японии «конкурсов красоты». За умеренную плату в пять сэн зрители получали возможность насладиться 100 фотографиями гейш в полном облачении. После осмотра выставки посетитель сообщал дежурному, какая из красавиц понравилась ему больше всего. Победительницу ждал денежный приз размером в 600 иен
[283].
1901 год
34-й год правления Мэйдзи
3 февраля скончался Фукудзава Юкити. Его заслуги в деле становления новой Японии были огромны. Эпитафия на его могиле гласила: «Здесь покоится человек самостоятельный, с чувством собственного достоинства и со взглядами, которым был доступен весь мир».
Перспектива. Страна и ныне чтит заслуги Фукудзава. Достаточно сказать, что его портрет украшает самую крупную банкноту – достоинством в 10 тысяч иен. А основанный им частный университет Кэйо до сих является одним из лучших в стране.
29 апреля у принца Ёсихито родился первенец. Один за другим в его дворец приезжали сановники, чтобы принести свои поздравления. Сам Ёсихито в это время находился в загородной резиденции в приморском городке Хаяма, где он по настоянию врачей обычно проводил зиму. В первый раз он увидел своего сына 3 мая. Через два дня Мэйдзи дал ему имя Хирохито. Это был будущий император Сёва.
Перспектива. Хотя сам Ёсихито не отличался здоровьем, его сын оказался на удивление крепким и прожил 87 лет – намного больше своего отца и деда. Сёва прожил дольше всех других японских императоров.
Несмотря на то что брак наследного принца позиционировался как новое слово в истории японской семьи, с его сыном поступили согласно старым обычаям – в соответствии с пожеланиями Мэйдзи его отдали на воспитание «дядьке» – адмиралу Кавамура Сумиёси. В императорской семье мало думали об установлении «теплых» внутрисемейных отношений. Действующий император заботился прежде всего о том, чтобы его внук смог в дальнейшем исполнять свои обязанности. А это намного важнее, чем «естественные» человеческие привязанности. Именно так поступал Мэйдзи по отношению к Ёсихито. Он регулярно в письменной форме осведомлялся о его здоровье, но посещение занемогшего сына совершенно не входило в правила придворного этикета.
Мэйдзи старался привить членам своей семьи строгость нравов и готовность к испытаниям. На этом основании он отказывался отпускать своих дочерей из Токио, чтобы они могли избежать промозглой столичной зимы. Душным летом он тоже выступал против их пребывания в горах. И только своему единственному сыну он позволял проводить время за пределами столицы. Но это случилось исключительно благодаря напору врачей. В то же самое время Мэйдзи отказывался предоставить Ёсихито больше самостоятельности в других делах. Действиями Ёсихито, бывшего уже отцом семейства, в значительной степени руководил его наставник – принц из дома Арисугава.
Принц Хирохито
Однако новая жизнь брала свое, и возмущенному прежними «бесчеловечными» обычаями двора доктору Бёльцу все-таки удалось уговорить Министерство двора, и дети Ёсихито проживали в соседнем с родителями дворце. Однако это никак не сказывалось на их общении с дедом. Они виделись с Мэйдзи три раза в год – в его день рождения, а также в дни весеннего и осеннего равноденствия. При этом, как вспоминал один из сыновей Ёсихито, принц Титибу, дед никогда не удостаивал своих внуков разговорами
[284].
В марте Окумура Иоко (1845–1907) создала «Лигу патриоток» («Айкоку фудзин кай»). В апреле в столице открылся Японский женский институт. Он был переведен из Осака, где четыре года назад состоялось его торжественное открытие, на котором присутствовали многие высшие сановники. Все это свидетельствовало о том, что элита желала вовлечь в общественную и государственную жизнь и лучшую половину Японского архипелага. До полного равноправия японским женщинам было еще очень далеко, но почин был уже сделан.
Японский истеблишмент старался брать с Запада только угодное себе. И по большей части преуспевал в этом. А если уж на архипелаг заносило какой-нибудь сорняк, власть реагировала быстро и решительно. В мае Котоку Сюсуй и Катаяма Сэн (1859–1933), один из будущих учредителей коммунистической партии, основали социал-демократическую партию. Она была запрещена немедленно. Власть особенно возмутили три пункта программы: разоружение, проведение референдумов по важнейшим социально-политическим проблемам, упразднение верхней палаты парламента.
В голове у Котоку, похоже, царила полная неразбериха. Основывая партию, он одновременно писал статью «Японская демократия». В ней он утверждал, что Мэйдзи является сторонником демократии. В качестве доказательства он процитировал два его стихотворения. В одном из них говорилось:
Когда облачаюсь
В узорчатую парчу,
Вспоминаю о тех,
У кого нет одежды —
Рукавом от холода заслониться.
Это стихотворение Котоку и истолковал в качестве доказательства демократических убеждений императора. А потому, утверждал он, тот, кто противится демократии, идет вразрез с указаниями самого Мэйдзи. Поскольку никто в стране не знал политических убеждений Мэйдзи, разные люди приписывали ему самые разные намерения.
В этом году в Японии начали свою проповедь мормоны. Однако местные женские общества возмутились и подали прошение о запрете их деятельности. Первой причиной запрета выставлялось то, что мормоны пропагандируют многоженство
[285]. Мэйдзи всю свою жизнь тоже оставался многоженцем, но он этого не пропагандировал. Отпразднованную с таким размахом семь лет назад серебряную годовщину его свадьбы помнили все.
В Явата на Кюсю было закончено строительство гигантского сталелитейного комбината. Уголь добывался здесь же, а руду доставляли из Китая. Теперь Япония уже не столь сильно зависела от импорта чугуна и стали. Но с развитием промышленности она все больше зависела от источников сырья за рубежом. Несмотря на высокие темпы роста промышленности, основная часть населения страны по-прежнему жила на лоне природы. Только 14 процентов из числа работающих трудилось в промышленности. Зато в сельском и лесном хозяйстве, рыболовстве было занято 67 процентов.
В Явата ковалась Япония промышленная, а в Токио, в императорском музее продолжалось «созидание» японского искусства. В этом году вышла в свет первая книга по истории японского искусства. Поразительно, но ее французская версия опередила японскую на целый год. Набиравшие силу националистические настроения отнюдь не отменяли прежнего желания понравиться Европе. Каменные – с греческими колоннами и портиками – здания императорских музеев в Токио, Нара и Киото не имели ничего общего с японской архитектурой. Находившиеся там экспонаты не имели ничего общего с внешним обликом зданий.
