Японцы продолжали считать свое тело «некрасивым». Желание походить на европейцев хорошо заметно на гравюрах времени японско-русской войны, где японские воины предстают в виде европейцев, переодетых в японскую форму. Модели в модных журналах тоже не выглядели японками. Античные статуи развивали в японцах комплекс неполноценности, хотя по крепости духа они и сравнивали себя со спартанцами. Японцы были ниже и «слабее» европейцев в физическом отношении, воспринимали свое тело как «непропорциональное». Но страна Япония одержала военную победу над Россией. Она была достигнута за счет мобилизации «национального духа», превосходства в тактике и вооружениях, то есть технике, имевшей целиком европейское происхождение. Японцы того времени не могли соревноваться с европейцами в физических кондициях или спорте, но техника предоставляла им возможность для компенсации. Для этого нужно было этой техникой овладеть. Японцы поверили в науку, инженерное дело, промышленность. Для развития этого комплекса не требовались ни рост, ни вес. Сначала это была техника по преимуществу военная, после окончания Второй мировой войны с таким же рвением Япония стала развивать технику гражданского назначения и достигла в этом отношении впечатляющих успехов. Во времена Мэйдзи японцы еще не обладали сколько-нибудь конкурентоспособной наукой, в стране было всего два университета с шестью тысячами студентов, главное внимание направлялось на совершенствование школьного образования, усилия в области научных исследований только-только начались. Имя Мэйдзи прочно связывалось с системой школьного образования, его внук император Сёва (Хирохито) позиционировался как крупный ученый, занимающийся морской биологией.
Война закончилась, но генералы набирали все большую силу. К этому времени протяженность частных железных дорог уже превысила протяженность государственных. Частные фирмы работали эффективно и приносили хорошую прибыль. Однако военные настояли на том, чтобы из высших стратегических соображений в этом году были национализированы 17 крупнейших частных железных дорог. В мгновение ока в распоряжении государства оказалось 1118 паровозов и 24 тысячи вагонов, а 48 тысяч человек стали государственными служащими, которых одели в униформу, сильно напоминающую военную.
Железнодорожный транспорт уже стал привычным средством передвижения, мобильность населения резко возросла. В поезда садились, чтобы добраться до места работы, посетить родственников, поискать лучшей доли. Государство и частные компании перевозили в год около 150 миллионов человек! Страна была опутана сетью железных дорог, а сеть – это пересадки с линии на линию. Поезда теперь опаздывали редко, людям приходилось следовать их примеру – они становились пунктуальнее.
Железные дороги стали эффективнейшим средством, с помощью которого разрозненные прежде регионы превращались в единое целое. По протяженности путей Япония уступала в Азии только Индии. Если же учесть разницу в территории, то по «рельсовому» показателю Япония, безусловно, занимала первое место. Железная дорога была не только зримым свидетельством «прогресса» и удобства передвижения, она стала метафорой жизни, где мораль – это рельсы, а знания – паровоз
[350].
Российские социалисты внесли свой вклад в поражение России. Японские социалисты не внесли вклада ни в победу Японии, ни в ее поражение. Японцы все-таки слишком привыкли повиноваться властям, и социализм оставался движением периферийным. Большинство фабричных работников составляли женщины. Японские женщины привыкли повиноваться мужчинам, то есть правительству, и это тоже не могло не ослаблять боевой дух рабочего движения.
Несмотря на приток людей в мегаполисы, большинство населения проживало в деревне. В это время в городах с населением более 50 тысяч человек проживало только около 10 процентов населения. Однако само общество переживало даже эту «ограниченную» миграцию как настоящую драму, изменения казались современникам колоссальными. Видя, как разрушаются родственные связи, «почвенники» били тревогу. Писатель, поэт и один из основателей японской этнографической школы Янагита Кунио (1875–1962), служивший в Министерстве сельского хозяйства и торговли, выступил в этом году на съезде крестьян с речью, в которой предупреждал: урбанизация ведет к утрате культа предков и верноподданнических чувств, именно традиционная деревенская семья является звеном, соединяющим человека и государство, а потому создавшаяся ситуация может привести к подрыву основы основ – авторитету императорского дома. «Если будет утрачена большая семья, то объяснить, почему мы являемся японцами, будет трудно. Если восторжествует индивидуализм, чем тогда наша история будет отличаться от истории иностранных государств?»
[351] – риторически вопрошал Янагита Кунио.
Янагита Кунио
Янагита Кунио верно увидел социальные опасности индустриализации. Однако он недооценил иллюзионистские способности пропаганды. Позиционирование императора как главы огромной семьи японского народа показало свою эффективность. Дальнейшие события продемонстрировали, что урбанизация и индустриализация сами по себе оказались не в состоянии подорвать императорский культ. Школы, газеты и армейская служба лепили своеобразный тип личности. Это был преданный своему господину до гроба средневековый самурай, овладевший научно-техническими достижениями западной цивилизации. Это был самурай на паровозе.
Перспектива. В 1919 году Янагита Кунио оставил государственную службу и перешел в газету «Асахи» в качестве обозревателя. С 1932 года он полностью переключился на этнографические штудии и сделал очень много для фиксации исчезавших обрядов, обычаев, обыкновений. В 1951 году был награжден орденом Культуры. Его собрание сочинений состоит из 36 томов.
1907 год
40-й год правления Мэйдзи
Год был юбилейный – Мэйдзи взошел на трон 40 лет назад. Многие полагали, что 40 лет исполнилось и новой Японии. В стране никогда не праздновали свержение сёгуната, однако разрыв между Японией «старой» и «новой» все-таки ощущался. «Новая Япония» и Мэйдзи были синонимами. Один публицист уподобил возраст новой Японии сорокалетию Конфуция. Именно в сорок лет Конфуций перестал сомневаться в себе. Публицист обрисовал и перспективу – в пятьдесят лет Конфуций познал волю Неба, Японии же предстояло познать свою миссию в качестве великой державы
[352].
Власть все больше понимала под «величием» размеры военного бюджета. Едва успев закончить одну войну, военные стали готовиться к следующей. В начале февраля генералитет представил свои соображения по военной политике. Они не отличались оригинальностью – генералы просили денег. В меморандуме говорилось, что, за исключением периода Токугава, Япония всегда была готова к нападению на того, кто покушается на ее права. Готовность к агрессии рисовалась как национальная черта японского характера. Надо ли говорить, что генералы сознательно заблуждались. Япония (Ямато) ушла с Корейского полуострова в середине VII века и вплоть до провальных походов Тоётоми Хидэёси в конце XVI века жила своим домом, не особенно беспокоясь за свои международные права.
