Одновременно с делегацией сёгуната князья Сацума и Сага отправили в Париж своих собственных представителей. Акитакэ находился в стране, которая поддерживала сёгунат. А делегаты Сацума и Сага находились в стране, которая являлась их соперником. Их целью была дискредитация сёгуната в глазах Запада.
Делегации Сацума и Сага удалось настоять на том, чтобы экспозиции княжеств и сёгуната разместили порознь. Княжескую экспозицию украшал флаг с изображением герба Сацума – вписанный в круг крест. Представитель Сацума привез с собой и несколько изготовленных втайне орденов. Орден представлял собой пятиконечную звезду (такая эмблема никогда раньше не употреблялась в Японии), в центре которой находился опять же герб Сацума. Это был первый в японской истории орден. Один из них предназначался самому Наполеону III. В послании на его имя говорилось, что Сацума – одно из могущественных японских княжеств и находится под властью сёгуна. В то же время князь Сацума является королем Рюкю, а потому он – независимый правитель, то есть имеет право награждать глав иностранных государств.
Королевство Рюкю было двойным данником – Китая и Сацума, но князь Сацума, безусловно, не являлся королем. И все же для сёгуната в лице Акитакэ сложилась крайне неприятная ситуация: все поняли, что сёгунат не контролирует ситуацию в стране. И это послужило дополнительным основанием для того, что обещанный заем никогда сёгунату предоставлен не был. Наполеон III отправил Ёсинобу в подарок военный мундир. Ёсинобу мундир понравился, но это было слабое утешение. Газеты писали, что ни делегация сёгуна, ни делегация княжеств не имеет права представлять всю Японию. Операция юго-западных княжеств по дискредитации сёгуната удалась.
Всемирная выставка сказалась отрицательно на политической репутации страны Японии. Зато она оказала положительное влияние на имидж самих ее обитателей. Журналисты сравнивали «национальный характер» китайцев и японцев и приходили к выводу, что японцы живее и любопытнее. Они быстрее схватывают новое и устремлены в будущее, а китайцы довольствуются тем, что их культура – самая древняя в мире. Японская экспозиция, где были представлены предметы искусства и ремесла, произвела большое впечатление на парижских художников. Для них это было время поиска новых форм и борьбы с «академизмом». И в этом отношении работы японских мастеров цветной гравюры, столь непохожие на «эталонную» европейскую живопись, пришлись как нельзя кстати. Европейская слава Хокусая (1760–1849) берет начало именно с этих пор. Зародившись в Париже, она перекинулась затем и на Японию, где Хокусай считался художником неплохим. Но не более того
[47].
Хокусай стал первым японцем, имя которого стало известно европейской публике хоть сколько-то широко. В это время страна не могла похвастаться ни учеными, ни изобретателями, ни архитекторами, работы которых могли бы быть оценены в Европе. Для освоения великого литературного наследия Японии требовались квалифицированные переводчики и время. Путь к сердцам европейцев первыми стали пролагать люди изобразительного искусства, слава Японии стала прирастать художниками.
Власти княжества Сацума были самыми активными во всех отношениях. Они привезли орден Наполеону III, они же 14 июня арестовали в Нагасаки 68 местных христиан. Хотя христианство находилось под запретом в течение двух с половиной веков, на Кюсю, где успехи иезуитских миссионеров оказались в свое время наибольшими, сохранилась горстка их последователей. Они получили название «тайных христиан». В основном это были крестьяне и рыбаки. Иконы они заделывали под штукатурку и молились на стены. Буддийскую богиню милосердия Каннон они изображали с ребенком на руках – это было против правил традиционной иконографии, но зато напоминало о Богородице. Власти проверяли благонадежность подданных и, по совету голландских протестантов, регулярно заставляли их попирать ногами христианские (католические!) иконы, сделанные для прочности из меди, но «тайные христиане» старались наступать только на края, избегая попирать само изображение, отчего иконы стирались преимущественно, по краям
[48]. Лишенные церковных книг, японские христиане передавали из поколения в поколение песнопения. За долгие годы эти гимны превратились в набор лишенных смысла звуков. Впрочем, японцам к этому было не привыкать: написанные по-китайски буддийские молитвы не переводились на японский и тоже не были понятны на слух «простому» человеку.
Видя, что власть в стране ослабевает, «тайные христиане» из Нагасаки решили, что гонения уже позади, и стали открыто молиться в храме, построенном французскими католическими миссионерами. Между христианами и буддистами нарастал конфликт. Христиане вооружились бамбуковыми копьями, которые играют в Японии роль русских кольев. Последовали аресты.
Наднациональный характер христианства и безграничная уверенность в своей правоте заставили французского и португальского консулов в Нагасаки потребовать освобождения арестованных. Особенно активны были французы – сёгунат сильно зависел от них в деле укрепления армии. Ёсинобу ответил тем, что написал письмо Наполеону III с просьбой о прекращении прозелитской деятельности, но «тайных христиан» все-таки освободили.
Падающие с неба амулеты
Нестабильная ситуация, как это часто бывает, привела к появлению самых фантастических верований. В середине июля пронесся слух, что с неба стали падать бумажные амулеты, на которых было якобы написано: «Святилище Исэ». Человек, к которому попал такой амулет, считался «счастливым». Счастья ожидали многие. Люди входили в экстатическое состояние, плясали и пели под звуки барабанов, флейт и сямисэнов. Каждый куплет они заканчивали фразой «ээ дзя най ка» – «пусть будет так». Пусть будет богатый урожай, пусть не будет богатых и бедных, пусть всем будет хорошо. К этим людям, разгоряченным спиртным, присоединялись другие, они переходили из одного места в другое. Мужчины переодевались в женское платье, женщины – в мужское. Они ощущали, что в воздухе пахнет переменами, и надеялись на лучшее. Они страшились перемен и одновременно призывали их. Они могли превратиться в горючий материал революции, но они ничего не понимали в политике. Их песни адресовались потусторонним силам, а не земной власти. Они надеялись, что боги услышат их и перемены наступят сами собой.
Поэтому главная опасность для Ёсинобу и его сёгуната исходила вовсе не от крестьян. И не от волны стихийных волнений горожан, которые, будучи недовольны стремительным ростом цен, громили лавки. И даже не от иностранных держав, которые к этому времени поняли, что с Ёсинобу можно иметь дело. Главным врагом были княжества на юго-западе страны.
В июне в Киото состоялась встреча выходцев из Тоса и Сацума. Ее главными вдохновителями были Накаока Синтаро, Гото Сёдзиро (1838–1897) и Сакамото Рёма (1835–1867) – из Тоса, Сайго Такамори и Окубо Тосимити (1830–1878) – из Сацума. Они сошлись на том, что Ёсинобу должен отречься и стать самым обычным князем-даймё. Что до других князей, то они войдут в верхнюю палату представительного органа, здание для которого будет построено в Киото. Предполагалось, что в заседаниях нижней палаты будут участвовать представители аристократии, самураев и даже простолюдинов. Верховная же власть в стране предназначалась императору и его двору.
