Отмена ограничений на одежду и прически означала настоящий переворот в сознании. Теперь даже крестьяне могли одеваться в шелк, что раньше было им категорически запрещено. Самураям же разрешалось отказаться от бритого лба и косички (такая прическа называлась тёнмагэ). Парикмахеры зарабатывали хорошие деньги. Фотографы тоже – каждый хотел запечатлеть свой уходящий в прошлое самурайский облик на память потомкам. Не остались в стороне от этого бума и шляпники – многие бывшие самураи стеснялись своей непривычной внешности и прикрывались шляпами.
В народе получили распространение шуточные куплеты.
«Постучишь по выбритому лбу – услышишь музыку прежних времен».
«Постучишь по голове со свободно ниспадающими волосами – услышишь музыку реставрации императорской власти» (имелось в виду, что такую прическу носили многие ронины, выступавшие за восстановление власти императора).
«Постучишь по подстриженной голове – услышишь музыку цивилизации».
«Реформа причесок» не затронула, пожалуй, только буддийских монахов, которые, несмотря ни на что, по-прежнему продолжали бриться наголо.
Когда Петр I проводил первую российскую модернизацию, он велел брить бороды. В Японии же, наоборот, многие мужчины, желая показать свою «прогрессивность», обзавелись растительностью на лице. Раньше это позволялось лишь убеленным сединами старикам, теперь борода и усы служили признаком «европейскости».
Новая форма одежды сочетала в себе элементы европейского и японского костюма. Можно было увидеть щеголя, у которого на сюртуке между лопатками красовался фамильный герб, как если бы это была традиционная куртка хаори. Фетровая шляпа спокойно сочеталась с кимоно. Скроенная на европейскую фигуру одежда зачастую сидела на японцах мешковато – брючины и рукава выходили длинны. Но правительство распорядилось, что фрак и цилиндр являются обязательной «униформой», в которой чиновникам предписывалось совершать новогодние визиты. В присутственных местах теперь нужно было носить европейскую одежду и по будням. Помимо соображений моды, это было обусловлено тем, что отныне идеалом становился динамизм, а кимоно плохо соответствовало этой цели.
Вот как несколько лет назад характеризовал японскую одежду И. А. Гончаров: «Глядя на фигуру стоящего в полной форме японца, с несколько поникшей головой, в этой мантии, с коробочкой на лбу и в бесконечных панталонах, поневоле подумаешь, что какой-нибудь проказник когда-то задал себе задачу одеть человека как можно неудобнее, чтоб ему нельзя было не только ходить и бегать, но даже шевелиться. Японцы так и одеты: шевелиться в этой одежде мудрено. Она выдумана затем, чтобы сидеть и важничать в ней. И когда видишь японцев, сидящих на пятках, то скажешь только, что эта вся амуниция как нельзя лучше пригнана к сидячему положению и что тогда она не лишена своего рода величавости и даже красива. Эти куски богатой шелковой материи, волнами обильно обвивающие тело, прекрасно драпируются около ленивой живой массы, сохраняющей важность и неподвижность статуи»
[83].
Перспектива. Большинство европейцев находило, что национальная одежда больше японцам к лицу. В 1878 году англичанка Изабелла Бёрд совершала путешествие по Японии с целью поправки здоровья. Она не нашла японский климат подходящим для лечения своих недугов, но Япония и ее обитатели произвели на нее в целом благоприятное впечатление. Ей тоже не показалось, что западный костюм красит японца. Во-первых, отказ от гэта (сандалии на деревянных подставочках) сделал японцев еще ниже ростом. Во-вторых, японская одежда имела свободный крой, а это, по ее мнению, было хорошо для их худых фигур, ибо делало их «размернее» и скрывало «недостатки» конституции. Действительно, японцы того времени не отличались дородством – ведь в традиционной диете животных жиров практически не содержалось.
В. Крестовский, побывавший в Японии в 1880–1881 годах, был согласен с англичанкой: «…у мужчин, особенно у молодых, нередко встречается смешение японских принадлежностей с европейскими, и не могу сказать, чтобы было особенно красиво, когда на каком-нибудь одном субъекте надеты киримоны (кимоно. – А. М.) и английская пробковая каска (а то еще цилиндр или вульгарный котелок), а на другом – жакет с крахмальной сорочкой и японские панталоны. То же самое и относительно обуви:…американские ботинки при голых икрах»
[84].
С отменой княжеств к крестьянам пришла и свобода перемещения. Отходничество и паломничество получили достаточно широкое распространение еще при Токугава, но каждая отлучка требовала письменного разрешения, путешествия с семьей были запрещены, на дорогах стояли контрольно-пропускные пункты – заставы. Теперь – во всяком случае, с точки зрения закона – крестьянин мог отправиться куда ему заблагорассудится, наняться куда захочет или куда его примут.
Крестьяне получили много прав, но в это время они не могли и помыслить об участии в политической жизни, зато их дети станут деятельнее.
Мэйдзи, разумеется, не знал, что в этом году в крошечном городке Тоса-Накамура на острове Сикоку родился мальчик по имени Котоку Сюсуй. Мэйдзи узнает о нем только через 40 лет, когда Котоку приговорят к смертной казни по обвинению в покушении на жизнь императора.
Новое правительство – новые деньги. В мае в оборот поступили иены. На построенном в Осака монетном дворе, на английском оборудовании начали чеканить «всего» 14 видов золотых, серебряных и медных монет. При сёгунате же в обращении находилось более полутора тысяч денежных знаков! Подавляющее большинство из них, естественно, имели хождение только на очень ограниченной территории. С введением иены запутаннейшая денежная система сёгуната ушла в прошлое, деньги стали не разъединять страну, а объединять ее.
В Восточной Азии тогда господствовал серебряный стандарт, международные сделки обсчитывались в серебряных мексиканских долларах. Этому всячески способствовала Англия с ее золотым стандартом. Однако Япония стремилась заимствовать только самое лучшее и, несмотря на противодействие Англии, ввела у себя золотой стандарт. Япония не имела реальных возможностей для его поддержания, но заслуживает уважения амбициозность правительства.
Вместе с ликвидацией княжеств была создана и новая структура управления, которая больше подходила для централизованного государства. О реформе чиновничьего аппарата, разработанной Кидо Такаёси, было объявлено 29 июля. Дадзёкан состоял теперь из трех палат: Сёин (Центральная), Саин (Левая) и Уин (Правая). Центральная палата напрямую «подчинялась» Мэйдзи. На практике это означало, что он присутствовал на ее совещаниях, где решались важнейшие стратегические вопросы. Однако голоса он не подавал никогда.
Гото Сёдзиро
В Центральной палате были предусмотрены должности главного министра (ее занимал Сандзё Санэтоми, 34 года, аристократ), левого министра (пост остался вакантным), правого министра (Ивакура Томоми, 46 лет, аристократ), советников-санги (Кидо Такаёси, 38 лет, уроженец Тёсю; Сайго Такамори, 44 года, Сацума; Итагаки Тайсукэ, 34 года, Тоса; Окума Сигэнобу, 33 года, Хидзэн). Названия всех этих должностей имелись в штатном расписании двора еще в VIII веке.
