Вступление.
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
Бывает редко нам даровано судьбой
Благое совершать с безгрешною душой.
Корнель. Гораций[1]
История соединила Шарлотту Корде и Жана Поля Марата, убийцу и жертву, жертву и убийцу. Убив Марата, Шарлотта Корде пожертвовала собственной жизнью. Сколько людей стали жертвами кровожадных призывов Марата, не знает никто. Безумие, по словам Максимилиана Волошина, заключалось в том, «что палач Марат и мученица Шарлотта Корде с одним и тем же сознанием подвига хотели восстановить добродетель и справедливость на земле».
Шарлотта мнила себя Брутом, разящим тирана, и была уверена, что, подобно Бруту, она, совершая это убийство, входит в историю. Приняв смерть от руки красавицы Корде, чудовище Марат, чья популярность к этому времени неуклонно шла на убыль, обрел сотни новых почитателей и стал культовой фигурой революции. Если бы не кинжал Шарлотты Корде, вряд ли имя Марата в истории Французской революции было бы столь громким. (Ретиф де ла Бретон высказал эту мысль сразу после гибели Марата.) Не встань Шарлотта на путь тираноубийства, проложенный героями Древней Греции и Древнего Рима, история не сохранила бы для нас ее имя. Изменил ли поступок Шарлотты Корде ход революции? Нет. Скорее, оказал моральное воздействие — как и смерть Марата.
«Есть нечто ужасное в священном чувстве любви к отечеству; оно столь исключительно, что заставляет пожертвовать всем, без сострадания, без страха, пренебрегая мнением людей во имя общественного блага», — писал прозванный «ангелом смерти» Сен-Жюст. Фанатик Марат верил, что спасает «глупый» и «легкомысленный» народ, призывая его рубить как можно больше голов. Живущая помыслами героев Плутарха и Корнеля. Шарлотта Корде пошла на убийство Марата, уверенная, что спасает отечество и освобождает республику от тирана.
«Казалось, Провидение желало противопоставить один другому два рода фанатизма: под отвратительными чертами народной мести, олицетворенной в Марате, и небесной красотой любви к отечеству в лице новой Жанны д'Арк, поборницы свободы; — размышлял Ламартин, — но и тот, и другая, однако, совершили одно и то же преступление — убийство, и, к сожалению, имеют, таким образом, сходство между собою перед потомством если не по цели, то по средству; если не по лицу, то по нанесшей удар руке; если не по душе, то по пролитой крови». Пытаясь примирить восхищение и ужас перед поступком Шарлотты, он назвал ее «ангелом убийства».
Она не видела иного способа выразить свой протест против опасности, грозившей Франции. Не будучи ни философом, ни политиком, Шарлотта руководствовалась собственными переживаниями; анархия виделась ей царством разъяренной толпы, расправившейся с хорошо известными ей людьми — Бельзенсом и Байе, а тирания — властью Марата, натравливающего эту толпу на истинных республиканцев. Какой представляла Шарлотта республику и этих самых истинных республиканцев? Наверное, неким собранием законодателей, облаченных в белые тоги, которые обсуждают справедливые законы, а потом глашатай на площади объявляет эти законы народу, идиллическому сообществу земледельцев и ремесленников. В сущности, примерно такой же виделась республика и Сен-Жюсту, и Робеспьеру, ибо идеалы в эпоху Французской революции искали в Античности. Празднества, шествия, костюмы — всему старались придать античный облик.
Более двух сотен лет отделяют нас от событий той далекой революции, но историки еще долго будут спорить об этом времени, находить новые документы, подтверждающие правоту одних и опровергающие гипотезы других. Историки политических учений продолжат изучать жизнь и труды Марата — чудовища, тирана, Друга народа. Красавица Шарлотта Корде будет пробуждать воображение поэтов и трогать сердца своим трагическим величием. Отыскать новые документы, проливающие свет на подробности жизни мадемуазель Корде, надежды крайне мало; остается лишь восхищаться ее мужеством и скорбеть о том, что орудие преступления даже в руках добродетели остается орудием преступления. Наверное, именно поэтому судьба Шарлотты Корде более всего вдохновляла драматургов, ибо поступок ее вызывал (и по-прежнему вызывает) вечный вопрос: в борьбе добра и зла где проходит граница дозволенного?
Образ Шарлотты всегда являл собой загадку. В эпоху, когда слово ценилось едва ли не превыше всего, когда оно, вырвавшись наружу, становилось оружием, красавица Шарлотта пребывала одинокой и молчаливой, не поверяя никому своих потаенных мыслей. Когда говорили везде — на собраниях, заседаниях, на улицах, в клубах, когда живое слово звучало в бесчисленных газетах, листовках, брошюрах и афишах, Красавица ни с кем не делилась ни своими политическими пристрастиями, ни тем, что творилось у нее в душе. Наверное, сказывалось монастырское воспитание. Возможно, она вела дневник, но об этом никто не знал. Незадолго до смерти она уничтожила все свои бумаги. Во время суда она была немногословна. Хотя воспитанная на трагедиях великого Корнеля и, очевидно, знавшая наизусть немало героических стихов (о чем свидетельствуют ее письма), она вполне могла произнести речь, ибо слова ее не лишали.
Почему Шарлотта остановила свой выбор на Марате? Видимо, потому, что подстрекательские лозунги в его газете «Друг народа» снискали ему множество почитателей, но еще больше врагов. Слово, избранное Маратом в качестве оружия, становилось смертоносным. За это не только противники, но и многие соратники называли его чудовищем. В газете Марата не было площадных ругательств, как в газете «Папаша Дюшен», не было простонародных шуточек; написанные литературным, порой даже тяжеловесным языком, статьи Марата внушали страх и одновременно указывали средство против этого страха: «Отрубите голову…» Поэтому, несмотря на невеликие тиражи газеты, ее знали все: те, кто ее читал, делились тревогами и советами доктора Марата с соседями, на улице, на заседаниях комитетов и секций. Магия террористического слова принесла известность Марату. Когда в Конвенте встал вопрос о привлечении Марата к суду, многие депутаты признавались, что никогда не держали в руках его газету, но все без исключения знали, о чем пишет «Друг народа». Выступая в защиту Марата, Робеспьер сказал, что «хотя призывы Марата к уничтожению предателей и заговорщиков и могут показаться противоречащими закону, сам он не убил ни одного предателя и ни одного заговорщика». Но Робеспьер — Неподкупный — недооценил действенности слова журналиста. Марат развязал словом Террор. Робеспьер возвел Террор на уровень закона. Шарлотта Корде, вонзив кинжал в грудь Марата, совершила, говоря современным языком, «террористический акт против журналиста за публикацию экстремистских статей». Все трое вошли в историю, и каждый из них оставил в ней свой кровавый след.
Марат и Шарлотта Корде… Как сказочных Красавицу и Чудовище, их связало очень сильное чувство — любовь, любовь к свободе. Только свободу они понимали по-разному. Поэтому история Красавицы и Чудовища времен Французской революции получилась трагическая…
Глава 1.
ДОЧЬ ВЕЛИКОГО КОРНЕЛЯ
Блаженства полного никто вкусить не может:
