Скромная и очаровательная девушка из благородной семьи, пылая любовью к отечеству, решила пожертвовать собой ради отечества, которому грозит опасность, и лишила жизни человека, которого считала источником всех бед, постигших общество. Не посвятив никого в свои замыслы, она покинула домашний очаг. Презрев страшную жару, она отправилась в дальнее путешествие, приехала в город и осуществила свой план, дабы спасти жизнь тысячам людей. Она знала, какая участь ей уготована, но не думала о последствиях. До последнего вздоха она сохранила мужество и невыразимую кротость: присутствие духа не покидало ее ни на минуту. Перед смертью она написала свое знаменитое письмо Барбару; это письмо произвело на меня столь глубокое впечатление, что я даже не пытаюсь найти для него нужных слов: герои будущих поколений оценят это письмо по достоинству.
Шарлотта Корде, возвышенная душа, несравненная дева! Сколько кротости было в ее лице, когда ее везли посреди неистовствующей толпы! Сколько спокойствия и смелости во взоре! Каким огнем горел ее взор, о какой нежной, но неустрашимой душе говорили глаза ее! Ее взгляд мог бы растрогать даже скалы! Этот ангельский взгляд воспламенил мое сердце и пробудил в нем новое, неведомое доселе чувство, соединившее в себе и радость, и горе. На протяжении всего скорбного пути она сохраняла твердость духа и невыразимую кротость. Спокойным и мужественным взором она окидывала толпу в поисках человеческого лица… Она поднялась на эшафот… испустила последний вздох., и ее великая душа отлетела к Катону, Бруту и тем героям, с коими она сравнялась в заслугах или даже превзошла их.
Шарлотта, небесная душа, воистину ты принадлежишь к сонму бессмертных! Где в истории найдем мы величие, подобное твоему? Торжествуй, Франция, торжествуй, Кан! Ибо вы породили героиню, равной которой мы не отыщем ни в Риме, ни в Спарте! Промелькнув, словно молния, над землей, она покинула нас, ибо мы оказались недостойны ее. Французы, нам осталась память о ее добродетелях, и эта память, возвышенная и нежная, навсегда запечатлена в моем сердце, она поддерживает во мне любовь к родине, за которую она хотела умереть. Франция усыновила меня, я стал ее сыном. Мне больше не нужно вдохновляться образами героев Рима и Спарты, мне достаточно образа Шарлотты Корде, чья добродетель и героизм достойны большего, нежели мой скромный и неуклюжий слог. Воспоминание о тебе пробуждает во мне ненависть к врагам свободы, анархистам и палачам, 31 мая узурпировавшим власть и обманувшим парижан и французов! Стремясь во Францию, я хотел обрести царство свободы, а нашел торжество невежества и преступления. Я устал жить среди творимых вами ужасов, среди несчастий, кои уготовили вы отечеству! И я готов принять страдания ради свободы и во имя ее взойти на эшафот, дабы в будущем на месте гибели бессмертной Шарлотты Корде воздвигли статую с надписью: "Величием своим она превзошла Брута!"
Париж, 19 июля 1793, 2-го года Французской республики, единой и неделимой.
Адам Люкс, французский гражданин».
К этому документу существует приписка:
«Если они удостоят меня чести сложить голову на их гильотине, которая отныне является для меня жертвенным алтарем, омытым чистой кровью, пролившейся 17 июля, если, повторяю, они удостоят меня этой чести, то я прошу их палачей дать моей голове столько же пощечин, сколько они дали голове Шарлотты. И пусть они призовут свою кровожадную чернь аплодировать этому спектаклю. О, парижане! Как можете вы спокойно взирать на бесчинства, творящиеся в стенах вашего города? Прости меня, прекрасная Шарлотта, если в последнюю минуту я не сумею быть таким же мужественным и кротким, как ты. Но я горжусь твоим превосходством: ведь любимый всегда превосходит любящего!»
Люкс открыто заявил о своем авторстве апологии Шарлотты Корде, и когда его арестовали, не скрывал своей радости. Газеты писали: «После смерти на эшафоте Шарлотты Корде ум его крайне возбудился, а чувства достигли высшей степени экзальтации. Смерть казалась ему прибежищем, и он решил умереть следом за своей героиней». Газета «Кроник де Пари», вторя друзьям Люкса, пытавшимся выставить его безумцем, писала: «Надо быть сумасшедшим, чтобы находить удовольствие в смерти за человека, которого уже нет в живых». Люкс с гневом отвергал любые попытки его спасти.
Сидя в тюрьме, Люкс говорил товарищам по камере: «Жизнь плоха или хороша в зависимости от того, какое употребление ты из нее сделаешь: я же более не знаю, что мне с ней делать. 17 июля смерть отняла у меня все, что привязывало меня к жизни. Дайте же мне радостно соединиться с Шарлоттой Корде!» Приговоренный «за оскорбление суверенного народа», 4 ноября 1793 года Адам Люкс под проливным дождем взошел на эшафот.
Слух о молодом человеке, пожелавшем разделить участь Шарлотты Корде, дошел до убежища Луве, и тот посвятил Люксу несколько взволнованных строк: «Он тоже был фанатиком, тот молодой человек, о поступке которого еще будет говорить история. Ах, как мне жаль, что я не могу вспомнить его имя!» Луве оказался прав: история сохранила имя Люкса. «Пожелав умереть за Шарлотту Корде, Адам Люкс спас свое имя от забвения», — заметил Ф. Бонвиль.
Шарлотта обессмертила имена тех, кто оказался рядом с нею. «"О мой дорогой Барбару, твоей участи можно позавидовать целиком, но я завидую только выпавшему тебе счастью, состоящему в том, что имя твое навеки соединено с письмом Шарлотты Корде". И ах! во время допроса она произнесла также и мое имя. Таким образом, труды мои, мои терзания и мои душевные тревоги возмещены. Чтобы ни случилось, я вознагражден. Шарлотта Корде упомянула обо мне, и теперь я уверен, что не умру!» — писал Луве.
Жак Франсуа Алексис де Корде д'Армон не получил последнего письма дочери, написанного ею в Консьержери. Об убийстве Марата и казни Шарлотты он узнал только из «Журналь де Перле», а узнав, немедленно сжег все имевшиеся у него письма Шарлотты, а заодно и все афишки и бумаги, где упоминались жирондисты.
Прочитав в бюллетенях Национального конвента о том, что гражданин Марат, член Конвента, убит некой Мари Анной Шарлоттой Корде, бывшей Дармон, постоянный Совет коммуны Аржантана известил Конвент, что отец «означенной Корде Дармон» по-прежнему проживает у них в коммуне. «Предполагая, что среди бумаг гражданина Корде-отца может храниться преступная переписка или же указания на сообщников означенного преступления, гражданину Февалю и члену совета гражданину Ру поручили отправиться к гражданину Корде-отцу и допросить его относительно того, что ему известно об убийстве, а также произвести разыскания в его бумагах, и если потребуется, бумаги эти конфисковать или же опечатать».
Двадцатого июля, когда Корде работал над трудом под названием «Принципы правления», к нему явились трое чиновников из муниципалитета Аржантана и, предъявив предписание, обыскали дом, а самого Корде подвергли продолжительному допросу. По словам Вателя, несчастный отец, защищаясь, вынужден был унизить дочь, сказав, что она «не обладала никакими талантами, а, впрочем, для совершения убийства таланты и не требуются». Не обнаружив ничего предосудительного, чиновники удалились. Однако гражданин Корде по-прежнему чувствовал занесенный над его головой меч: его брат, Пьер Жак де Корде, находился в эмиграции, как и оба его сына.
