В деле оказались не только письма, но и конверты с адресом, и рассказ о родственниках, часть из которых упоминалась в блокадном дневнике. Может, она здравствует и по сей день? Перед телефонным звонком в Москву было волнение: тем ли людям мы звоним, как они воспримут наши вопросы. На другом конце провода сначала была небольшая растерянность: «Да, знаем Елену Владимировну Мухину. Какой дневник? Вела во время блокады? Она об этом не упоминала…»
И тем не менее мы говорили об одном и том же человеке. Елены Владимировны уже нет. Но ее племянница Татьяна Сергеевна Мусина вместе со своим мужем Рашидом Маратовичем с пониманием отнеслись к нашим розыскам. Сохраненные ими альбом с фотографиями, письма Елены Владимировны, ее матери, «мамы Лены» и найденные нами архивные материалы позволили не только ответить на все волновавшие нас вопросы, но и восстановить основные вехи биографии ленинградской школьницы Лены Мухиной.
Елена Владимировна Мухина родилась 21 ноября 1924 года в Уфе, но уже в начале 1930-х годов вместе со своей матерью Марией Николаевной Мухиной проживала в Ленинграде. Из-за серьезной болезни матери девочку вскоре пришлось передать на воспитание Елене Николаевне Мухиной, в замужестве Бернацкой, родной сестре Марии Николаевны.
Здесь нужно сделать небольшое отступление и в двух словах рассказать о семье Мухиных. Кроме Марии и Елены, в семье Мухиных были еще два брата: Николай и Владимир, и сестра Евгения (по мужу Журкова). Их мать — София Поликарповна — работала сельской учительницей в деревне Дурыкино под Москвой. По семейным преданиям, София Поликарповна была народницей, т. е. участницей движения разночинной интеллигенции — народничества. Ее муж Николай служил счетоводом в Московской городской управе.
Приемная мать Лены Елена Николаевна Бернацкая с детства увлекалась верховой ездой и любовь к конному спорту сохранила на всю жизнь. Это увлечение позднее заставило ее резко изменить жизнь, когда после падения с лошади балерине Бернацкой пришлось оставить сцену. Но связи с театральным миром Е. Н. Бернацкая сохранила, устроившись художником-макетчиком в Ленинградский малый оперный театр. С маминым окружением — оперным певцом Григорием Филипповичем Большаковым, художницей Верой Владимировной Милютиной, художником-декоратором Сергеем Викторовичем Сенаторским и его женой Любовью (Кисой), а также работником литературной (тогда — культурной) части Ленинградского малого оперного театра Кирой Николаевной Липхарт и другими — Лена Мухина была знакома не понаслышке. И дневник — лучшее тому подтверждение.
Материального благополучия, увы, театр не приносил. Не особо поправились финансовые дела, когда Бернацкая стала заниматься копированием чертежей. «Сейчас, т. е. когда пишу тебе, я не имею никакой работы, и денег на три недели житья. Но этим я не очень опечалена. Ведь я живу так с 1934 г. (…) скоро лето, а у меня не отложено ни одной копейки», — признавалась она в письме своей сестре Жене весной 1941 года. Знала об этом и Лена: «Мы не поедем в этом году на дачу. Нет денег, — с грустью записывает она в дневнике 28 мая 1941 года и бодро продолжает: — Ну, и не надо, даже очень хорошо, я давно лето не проводила в городе. Буду обязательно работать». Увы, меньше чем через месяц началась война.
Как прошел первый блокадный год для Лены Мухиной, читатель знает из дневника. Что происходило дальше?
В начале июня 1942 года Лена Мухина выехала из Ленинграда. Эшелон с эвакуируемыми ленинградцами направлялся в город Котельнич Кировской области, но Лена по каким-то причинам в том же месяце оказалась в Горьком и стала обучаться на мукомола в школе ФЗУ. В Ленинград она вернулась лишь осенью 1945 года, чтобы поступить в Ленинградское художественно-промышленное училище, которое и окончила благополучно через три года, получив специальность мастера мозаичных работ. Отработав чуть больше месяца мозаичником в СУ-4 Треста Ленотделгражданстрой, Лена возвращается в училище, но уже в январе 1949 года поступает на Ленинградскую зеркальную фабрику. «Я не только исполняла по эскизам, но и создавала свои композиции, и не плохие», — писала она позднее своей тете Жене. Работа нравилась, но жилье приходилось снимать, так как свою комнату она потеряла, уехав в эвакуацию. А массовое сокращение на фабрике оставило ее и без работы.
Оказавшись на перепутье, Лена сначала хотела поступить в какой-либо техникум, чтобы получить другую специальность и возможность для карьерного роста, но не везде давали комнату в общежитии, а со стипендией в 140 рублей снимать жилье было невозможно. Все время просить помощи у родственников она также не хотела. Вспомнив о своей специальности мукомола, Лена отправляется в Москву, в Главмуку (так сокращенно называлось Главное управление мукомольной промышленности Министерства заготовок СССР) и получает направление в Ярославль, а оттуда в город Рыбинск (тогдашний Щербаков). И тут она снова резко меняет свою судьбу. Отказавшись от места лаборанта на мельнице, Елена Мухина в марте 1950 года завербовалась в Кемеровскую область на строительство тепловой электростанции — Южно-Кузбасской ГРЭС. Поначалу пришлось трудиться чернорабочей, но уже в конце того же года она переходит художником в Главное управление, в отдел труда и зарплаты. «Моя непосредственная обязанность — художественно оформлять все, что касается соцсоревнования: лозунги, доски показателей, почета. Зарплата 500 с лишним рублей», — сообщает она в письме любимой тете Жене.
В марте 1952 года срок договора заканчивался и надо было думать о дальнейшей работе. «Я страшно скучаю по Ленинграду, по опере, по музеям. Но мне же негде жить там». Это строки из очередного письма к Е. Н. Журковой. В Москве тоже не было жилья, но были родственники, и Елена выбирает столицу. В июне 1952 года она устраивается на Механический завод в Кунцево, где проработала 15 лет, в основном маркировщицей. Последние годы перед выходом на пенсию по состоянию здоровья Елена Владимировна работала художницей-копировщицей по росписи ткани на Кунцевской фабрике художественной галантереи и надомницей на фабрике им. Советской Армии.
Елена Владимировна Мухина скончалась 5 августа 1991 года в Москве.
Текст дневника печатается по оригиналу, хранящемуся в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга (Ф. 4000. Оп. 11. Д. 72)
[41]. Дневник представляет собой тетрадь в твердой коленкоровой темно-коричневой обложке размером 200?135 мм. Листы нелинованные, без полей. Часть страниц вырвана, часть осталась незаполненной, на некоторых листах сохранились рисунки и наброски автора(?) дневника, выполненные карандашами черного и коричневого цветов: фигуры лошадей, всадник на лошади, прыгающей через барьер, трамвайный поезд и автомобиль, женские лица. Несколько рисунков и эскизов помещены на заполненных листах дневника.
