— Молодчина! — восхищенно воскликнул Чарлз.
— Низкая попытка подкупа! — усмехнулся Гэвин. — Я к ней глух. Сочиняя свои умные романы, деточка, я нахожусь в лучшем положении: заранее знаю, кто убийца. То есть знаю, кто совершит злодеяние. Это огромная разница, демонстрирующая удручающее расхождение между жизнью и вымыслом. К тому же у всех моих подозреваемых есть убедительные мотивы. Вы никогда не встречали таких толп мошенников, каких я могу собрать на тесном пятачке. Например, однажды я написал историю про убийство кинжалом в деревне вроде этой, так там даже у церковного служки было мрачное прошлое. Но жители Торндена для меня слишком респектабельны. Не скажу «скучные», только намекну.
— Себя самого вы тоже назвали бы скучным, сэр? — спросил Хемингуэй.
— Ни скучным, ни респектабельным. Но при попытке примерить на себя роль главного подозреваемого я столкнулся со многими преградами. Сержант даже устроил мне нагоняй. Надеюсь, вы не подавитесь пивом, сержант.
— Ничего другого мне не оставалось, сэр. Простите, но вы попытались заморочить мне голову, — парировал тот.
— Вовсе нет. Я — сыщик-любитель, мне нужен опыт подсудимого. Только не рассказывайте мне про поляка, ухаживающего за пай-девочкой! Даже начинающий сыщик знает, что убийцей никогда не оказывается загадочный иностранец. И потом, это было бы слишком очевидно. Если не я и не миссис Миджхолм, то давайте подозревать сквайра.
— Вы преувеличиваете! — возмутился Чарлз.
— Какие глупости! — воскликнула Абби. — На него можно подумать в самую последнюю очередь.
— Действительно, как на такого подумаешь? — подхватил Гэвин. — В этом вся прелесть: очевидное мне ни к чему. Следующая пинта, старший инспектор?
— Лучше воздержусь, благодарю вас, сэр. Все, что вы говорите, мне чрезвычайно интересно с профессиональной точки зрения. Но если прикинуться любителем, то хочется спросить: зачем вам опыт подсудимого?
Гэвин с одобрением посмотрел на него:
— Восстанавливаете мое пошатнувшееся доверие к полиции, старший инспектор? Или это просто насмешка?
— Что вы, сэр! Не каждый день встретишь человека, пишущего о преступлениях. Мне важно понять, как на вас подействовало реальное преступление.
— Разочаровывающе. Что тут раскапывать, кроме того, кто именно убийца, что малоинтересно? Ни герметически запертых помещений, ни редкого орудия убийства, ни кажущихся несокрушимыми алиби!
— А по-моему, вычислить преступника гораздо интереснее всего остального, — возразила Абби. — Когда со всеми вокруг знаком, это просто завораживает! — наивно добавила она.
— Да, моя милая, но вы — женщина. Вам интереснее люди, а не задачки. Сильно ли вы будете возражать, если убийцей окажется примитивный, незначительный персонаж, о котором вы никогда не слышали?
— И не подумаю! Я была бы только рада. Только, подозреваю, этого не произойдет.
— Я преклоняюсь перед женской интуицией. Сам ею тоже наделен. Разве ваша интуиция не подсказывает вам, что я — человек, способный на убийство?
— Ни в коей мере! — заверила Абби, покраснев.
— Значит, она у вас недоразвитая. Уверяю вас, я на это способен, и еще как!
— Вероятно, так оно и есть, — кивнул Чарлз. — Но не на это убийство. В вашем стиле было бы нечто более утонченное.
— Учтите, Чарлз, я не напрашивался на похвалу! — насмешливо заявил Гэвин.
— Я бы охотно счел вас звездой этой драмы, если бы сумел придумать внятную причину, по которой вам могла понадобиться смерть Сэмпсона Уорренби. Но никак не могу, а раз так, для меня вам придется остаться статистом.
— Неужели неприязнь ко мне не позволяет вам представить меня в звездной роли?
— Нет.
— Тогда вы ненавистник, Чарлз! Или это хитрая попытка заставить старшего инспектора утратить ко мне интерес? Придется уведомить его, что одно убийство у меня на счету уже было. Хотелось, чтобы он сам это раскопал.
— На бумаге. Это не считается.
— На бумаге — много, настоящее — всего одно.
— Послушайте, вы заходите слишком далеко! — воскликнул майор. — Это не тема для шуток!
— Какие шутки! Общеизвестно, что я убил своего сводного брата.
Майор замолчал.
— Вам обязательно представлять себя в драматическом свете? — тихо спросил Чарлз.
— Правда, сэр? — произнес Хемингуэй. — Как вы это сделали, если не секрет?
— Какая чепуха! — пробормотал сержант Карсторн, гневно глядя на Гэвина.
— Я довел брата до самоубийства, старший инспектор, и получил в наследство его собственность. Долги, доставшиеся мне, были совсем малы, чего не скажешь об обязательствах, без которых в наши чудесные времена не обходится никакая земельная собственность. Конечно, если бы я знал, что почти все деньги Уолтера привязаны к земле… Став наследником Уолтера, я превратился в верующего человека, но боюсь, все еще допускаю ошибки. Так вот, знай я это заранее, не стал бы доводить брата до самоубийства.
— Если вам не нравится жить в Торнден-Хаусе, то почему бы не съехать? — поинтересовался Чарлз.
— Найдите мне покупателя!
Майор встал:
— Я, пожалуй, пойду. Вы уж меня извините, Пленмеллер, вы несете чушь!
— Очаровательное словечко! Можно мне его использовать или у вас авторские права?
Майор, не обращая на него внимания, обратился к Хемингуэю:
— Покойный мистер Пленмеллер вернулся с войны инвалидом и, впав в невменяемое состояние, наложил на себя руки.
— Оставив письмо, в котором обвинил меня в том, что довел его до этого я. Или вы забыли?
— Жаль, что вы сами никак этого не забудете! — отрезал майор. — Жить прошлым — непростительная ошибка. Всего доброго, Абби! — Попрощавшись с остальной компанией, он удалился.
— Может, нам тоже пора, Чарлз? — спросила Абби. — Ваша матушка звала меня к восьми, не хочется заставлять ее ждать. — Как большинство девушек ее поколения, она обладала хорошими манерами.
Посмотрев на свои часы, Чарлз поднялся.
— Действительно, нам пора. Старший инспектор, а правда, что Уорренби застрелили из винтовки калибра 0,22? Или об этом следует молчать?
— Спрашивайте сколько вам угодно, сэр! Только не меня, а сержанта Нарсдейла, эксперта-баллистика.
— Я так и сделаю! — пообещал Чарлз. — Но если это правда, вам не позавидуешь. Таким оружием здесь владеет чуть ли не каждый, в том числе я сам. Это было первое ружье, подаренное мне отцом. Я стрелял из него по кроликам.
— Вы до сих пор им пользуетесь, сэр?
— В последнее время перестал: ложа коротковата. Когда я был мал, отец специально переделал его для меня. Теперь даже не знаю, где оно лежит.
