— Боюсь, что не смогу вам помочь, — ответил Хемингуэй. — Много работы?
— Это еще мягко сказано. Очень много! Мы — крупнейшая юридическая фирма Беллингэма. Мистер Уорренби говорил о необходимости партнера. Что теперь будет? Просто не верю, что это произошло!
— Вы никак этого не ожидали?
Клерк заморгал.
— Настоящий шок! Кажется, мистер Уорренби вот-вот войдет и спросит про аренду Уидррингэма и… Но этого, конечно, уже не произойдет.
Он с неуверенной улыбкой поднял голову и в смущении обнаружил, что за ним пристально наблюдают. Попытался выдержать испытующий взгляд, но улыбка померкла.
— Давно вы старший клерк?
— С самого начала практики мистера Уорренби в Беллингеме, — гордо ответил Каупланд.
— Вы не знали, что у него были враги?
— Представьте, нет! Мистер Уорренби не любил откровенничать. Даже наши проблемы он предпочитал решать самостоятельно. Был энергичным и волевым человеком.
— А я слышал, что Уорренби нажил себе много врагов.
— Наверное. Ничего не могу сказать о его частных Делах, но в профессии он, конечно, сталкивался с неприязнью. Понимаете, мистер Уорренби был очень успешным, а это вызывает зависть. В совете и во всех комитетах, где заседал, он всегда стоял на своем и, боюсь, не всегда бывал щепетилен в своих методах. Однажды мистер Уорренби признался: ничто не приносит ему столько удовольствия, как заставлять других плясать под свою дудку. Ко мне и к остальным сотрудникам хорошо относился, но порой я поражался, какие трудности он готов преодолевать, чтобы узнать побольше о людях, с которыми имел дело. Я даже спросил его однажды, зачем ему все это, а он ответил, что никогда не знаешь, как и когда это может пригодиться.
— Шантаж? — спросил Хемингуэй.
— Нет, никогда не замечал такого, что позволило бы заподозрить… Скорее мистеру Уорренби нравилось заставлять неприятных ему людей ерзать, намекая им, что он знает о них нечто, что они предпочли бы скрыть. Речь о сущих мелочах, я вовсе не хочу сказать… Ну, вы меня понимаете, старший инспектор. Мало найдется людей, никогда не совершавших ничего постыдного.
— Тем не менее вы удивились, услышав, что кто-то застрелил этого вашего мини-Гитлера?
Каупланд вздрогнул:
— Да, удивился! Надеюсь, я не создал у вас неверного впечатления. Я совсем не хотел сказать, что мистер Уорренби делал нечто такое, за что у кого-то могло возникнуть желание его убить! Да, ему случалось — в шутку — насмехаться над чужими оплошностями. Со мной мистер Уорренби тоже, бывало, так обходился. Не скрою, на подобное трудно не рассердиться, но в действительности это были пустяки…
— Ясно, — кивнул Хемингуэй. — Что ж, мистер Каупланд, излишне вам напоминать, что ваш долг — оказывать мне любую помощь и обо всем сообщать. У вас есть основания подозревать, что в последнее время он кого-то шантажировал? Не нравится это слово — замените его любым другим.
— Нет, старший инспектор. Ни малейших оснований, уверяю вас! Личных отношений у меня с ним не было, а в работе… О, нет! — Говоря это, Каупланд выглядел испуганным и несчастным.
Хемингуэй, наблюдавший за ним, склонил голову набок, напомнив Харботтлу дрозда, высматривающего лакомство, и бросил:
— Пусть так!
В щель в двери протиснулся младший клерк. Видя, что он замер на пороге, Каупланд посмотрел на Хемингуэя, но тот лишь пожал плечами:
— В чем дело? — спросил Каупланд.
Клерк подошел к нему и прошептал что-то на ухо. «Сэр Джон Игнлсфилд», — услышал Хемингуэй. Это имя произвело на Каупланда волшебное действие.
— Прошу меня извинить, старший инспектор! — воскликнул он. — Это один из самых ценных клиентов мистера Уорренби!
— Все в порядке. Займитесь им.
Каупланд, изобразив на лице безмерную признательность, скрылся за дверью. Оставшись с шефом наедине, Харботтл, все это время сидевший за столом Уорренби и молча наблюдавший за старшим клерком, произнес:
— Как он вам, сэр?
— Сама честность! — ответил Хемингуэй, шагнув к заваленному бумагами столу. — Вам не позавидуешь, Хорас. Столько работы!
— Действительно, — усмехнулся Харботтл. — Перед вашим приходом этот человек как раз объяснял причины беспорядка. Уорренби мечтал переехать в помещение рядом с ратушей, это лучшее место во всем Беллингеме, и не соглашался ни на что другое.
— Не сомневаюсь, он добился бы своего!
— Естественно. Жаль, не успел, и на меня свалилось столько работы. — Харботтл обвел унылым взглядом кабинет, загроможденный коробками, полки с папками, распахнутый сейф, две перегруженные картотечные этажерки и большой книжный шкаф. — Уорренби совал нос буквально во все, что происходило в городе. Вон тот шкаф полон документов, в которых придется покопаться. Похоже, он держал здесь всю свою деловую переписку. Большую часть — в сейфе, но также и под книгами. Вы же этого от меня хотите, шеф?
Хемингуэй кивнул.
— Только не занимайтесь его клиентами, иначе застрянете и потеряете время. Повидал я кабинеты юристов, где ничего нельзя было найти, но этот перещеголял все остальные. Сочувствую, Хорас!
— Бывает и хуже. Тут все хотя бы систематизировано и отсортировано. Просто слишком много, и надписи на корешках не всегда ясны.
— Может, приставить к вам Каупланда?
— Нет, он разбирается только в делах, которые велись в конторе. Я разнюхал кое-что, что может вас заинтересовать, шеф. Вы знали, что Уорренби являлся секретарем совета графства?
— Нет, но не удивлен.
— Его назначили в прошлом году, — продолжил Харботтл. — Я узнал об этом от Каупланда. Когда должность освободилась, старый Драйбек был болен. Раньше ее занимал один старый поверенный, но перед квартальной сессией он умер. Уорренби занял это место, пока Драйбек лечился в Торки.
— Не исключено, что ему пришлось прикончить прежнего секретаря, чтобы захватить должность, — сказал Хемингуэй, опытным взглядом изучавший стопку писем.
— Из слов Каупланда я понял, что на это место метил Драйбек.
— Я бы не осуждал их за выбор в пользу Уорренби. У него все в руках горело, чего я не готов сказать о Драйбеке. Да, Хорас, знаю, куда вы клоните. У Драйбека появляется еще один мотив. Возможно, вы правы, хотя он, по-моему, давно должен был привыкнуть, что Уорренби сгребает под себя все должности. Странно, что он не был секретарем городской корпорации, коронером, церковным сторожем, сотрудником по наблюдению за бывшими малолетними правонарушителями и глашатаем!
— Коронером он был, а все остальное проворонил.
— Вы не знаете, кем этот бедняга стал бы, если бы не погиб во цвете лет. Нашли что-нибудь полезное для нас?
— Может, вас заинтересует письмо о гравийном карьере Эйнстейбла или о переговорах насчет приобретения Фокс-Хауса? Хотите взглянуть? Дает представление о том, что собой представлял покойный. Умел человек сбивать цену! Только все это старье.
