В Эрфурте Талейран, начавший уже "отделять свою судьбу от судьбы Наполеона", встретился с Александром и заявил ему:
— Государь, для чего вы приехали сюда? Вам надлежит спасти Европу, и вы в этом преуспеете, если только будете противостоять Наполеону. Французы — цивилизованный народ, а их правитель — нет. Правитель России цивилизован, а народ — нет. Значит, русский государь должен быть союзником французского народа.
Следует заметить, что Александру Талейран был крайне несимпатичен. Дело в том, что он всю жизнь не мог простить французскому министру иностранных дел ту самую ноту, в которой намекалось на соучастие Александра в убийстве его отца Павла I. По этой причине подобные речи ближайшего советника Наполеона показались Александру удивительными и даже подозрительными. Конечно же он не поверил ни одному его слову.
А Талейран тем временем продолжал, говоря о том, что естественные границы Франции проходят по Рейну, Альпам и Пиренеям.
— Все остальное — завоевания императора. Франции нет до них никакого дела.
Французский дипломат и в самом деле был не согласен с безудержными завоевательными планами Наполеона. Принято считать, что после этого, для того чтобы доказать серьезность своих намерений, Талейран вдруг начал выдавать русским один секрет Наполеона за другим, указывая границы, до которых можно доходить в решении спорных вопросов, не вызывая окончательного разрыва.
Историк А.З. Манфред по этому поводу даже высказывается так:
"Талейран пытался оправдать свое беспримерное предательство тем, что, изменяя Наполеону, он действовал будто бы в интересах Франции. То были, конечно, софизмы. Талейран действовал в своих личных интересах и в интересах Австрии".
Кстати, софизм — это ложное высказывание, которое при поверхностном рассмотрении кажется правильным. На наш взгляд, в данном случае подобное определение неверно, ибо Талейран действительно думал об интересах Франции, уставшей от бесконечных войн, но это уже тема совсем другой книги…
Что же до Наполеона, то он приехал в Эрфурт 27 сентября утром, сопровождаемый только маршалом Бертье. Потом приказание отправиться в Эрфурт получили маршалы Сульт, Даву, Ланн, Мортье и Удино, генералы Дюрок, Сюше, Нансути, Клапаред, секретари Фэн и Меневаль, а также Дарю, Шампаньи и другие.
На другой день оба императора обговорили порядок дня на время своего пребывания вместе. Они условились, что каждый из них оставит себе утро для личных дел, время после полудня будет посвящено вопросам политики и официальным приемам, а вечер — развлечениям.
В ходе переговоров Талейран усиленно старался делать вид, что он находится в тени, но при этом он планировал вести свою собственную игру — игру пока скрытого, но вполне сформировавшегося противника Наполеона.
По сути, каждое утро Талейран обсуждал ход переговоров с Наполеоном, а каждый вечер — с Александром.
В начале переговоров Наполеон самоуверенно говорил:
— Мне кажется, что император Александр готов сделать все, что я захочу.
Но постепенно его тон начал меняться.
А в это время Талейран настраивал императора Александра:
— Австрийский представитель барон фон Винцент надеется, что Ваше Величество не позволит императору Наполеону толкнуть вас на мероприятия, угрожающие Австрии. Что касается меня, то я испытываю такие же желания.
— Я тоже этого хочу, — неуверенно отвечал Александр, — но это очень трудно, так как мне кажется, что император Наполеон очень раздражен.
По свидетельству Талейрана, Наполеон в Эрфурте стал "предупредителен, дружественен и откровенен с императором Александром. Соглашение, сделавшееся таким бессодержательным, было заключено почти без всяких возражений; казалось, что Наполеон испытывает истинное желание делать лишь то, что может быть угодно его августейшему союзнику".
Понятно, что это не так. Возражения были, и переговоры проходили совсем не так гладко. Например, во время одной из официальных встреч Наполеон, в очередной раз натолкнувшись на неожиданное упорство русской стороной, вспылил, бросил на пол свою шляпу и начал топтать ее ногами. Александр с улыбкой посмотрел из него, помолчал немного, а затем спокойно сказал:
— Вы вспыльчивы, а я упрям. Гневом от меня ничего не добьешься. Поговорим, обсудим — иначе я ухожу.
И он направился к двери, а Наполеону оставалось только замолчать и удержать его, но при этом его дело нисколько не подвинулось вперед.
Наполеон, видя упорство Александра, ничего не мог понять, а посему сильно нервничал. В связи с этим биограф Талейрана Жан Орьё утверждает:
"Если бы Наполеон вел переговоры с Александром один на один, он бы его победил. Царь был слабым и безвольным, обаяние и интеллектуальная мощь императора его бы пересилили. Взяв себе в помощники Талейрана, Наполеон добился противоположного результата по сравнению с тем, что он ожидал: Талейран разрушил влияние, которое тот имел на царя".
На самом деле в ходе переговоров император Александр с каждым днем становился все более и более уверенным в себе и невозмутимым. Наполеон, видя это, все более и более раздражался. И вот однажды он сказал Талейрану:
— Я ничего не достиг с императором Александром. Я обрабатывал его со всех сторон, но не подвинулся ни на шаг вперед.
— Сир, — возразил ему Талейран, — мне кажется, что за ваше пребывание здесь вы уже многого достигли и император Александр совершенно поддался вашему обаянию.
— Он это только изображает, и вы им одурачены! — воскликнул Наполеон. — Если он меня так любит, то почему же он не соглашается со мной и не ставит свою подпись?
— Сир, в нем есть нечто рыцарское. Он считает, что его чувства к вам обязывают его больше, чем какие-то договоры…
— Это все вздор!
И в конечном итоге Наполеон начал уступать. Более того, он действительно вдруг пустился в откровения с императором Александром.
— Беспокойная жизнь меня утомляет, — говорил он, — я нуждаюсь в покое и стремлюсь лишь дожить до того момента, когда можно будет безмятежно отдаться прелестям семейной жизни, к которой меня влекут все мои вкусы. Но это счастье создано не для меня. Без детей не может быть семьи, а разве я могу их иметь! Моя жена старше меня на десять лет. Я прошу простить меня: все, что я говорю, может быть, смешно, но я следую движению своего сердца…
И вот тут-то, как утверждается, впервые было произнесено слово "развод".
В Эрфурте в конечном итоге Наполеон подписал конвенцию, которую многие считают провальной, ибо она не дала ему ничего нового по сравнению с тем, о чем было договорено еще в Тильзите. По сути, как утверждает историк Виллиан Слоон, к концу эрфуртской встречи "император Александр добился от Наполеона выполнения если не всех, то, по крайней мере, весьма многих своих требований".
А Талейран после этого заявил в кругу своих близких людей:
