Лине захлопнула дверцу, поспешила к своей машине, ввела в навигатор адрес. Место назначения находилось на другой стороне реки Гломма
[7], у самого центра. Прибор сообщил, что поездка займет одиннадцать минут. Лине прибыла через девять с половиной.
Перед большим зданием, облицованным серыми панелями из стали и алюминия, вхолостую работал автокран. Водитель скатал буксировочный трос и положил его в задний отсек. Он поднял глаза, когда Лине припарковалась рядом с ним.
Она вышла из машины и улыбнулась ему.
– Вы занимаетесь потерявшимися собаками? – спросила она, взъерошивая и без того лохматую челку.
– У вас пропала? – спросил мужчина и стянул рабочие перчатки.
– Вообще-то нет, – ответила Лине. – Но я хотела спросить, можно ли увидеть собаку, которую вы недавно забрали с улицы Хейберга?
Лине стояла под ярким светом ламп на стене. Мужчина смерил ее взглядом, от светлых волос до кончиков ботинок. Поднимая глаза, он задержал их на ее груди, потом тряхнул головой.
– Собаку убитого?
Лине кивнула, представилась и сказала, где работает. Она часто видела, как это сообщение приводит к прямо противоположным результатам. Некоторые начинали вести себя нелюбезно, услышав, что она журналист. Но ей встречались и те, кто хорошо относился к газете, где она работала. Те, кто читал эту газету утром за чашкой кофе и был рад возможности поучаствовать в создании следующего номера.
Мужчина провел рукой по мокрым от дождя волосам.
– Хотите зайти, познакомиться с ней? – спросил он и кивнул в сторону ангара позади.
Лине улыбнулась и последовала за механиком в зал, где под крышей висели ряды велосипедов.
– Потерянные, – пояснил мужчина. – Дрилло
[8] там.
Он указал на дверь в другом конце помещения.
– Дрилло? – переспросила Лине.
– Да, так мы его прозвали, – улыбнулся мужчина. – У Дрилло ведь такая же собака.
«Точно», – подумала Лине. У тренера норвежской футбольной сборной была длинношерстная собака, такая же, как на фотографии. Ольсен тоже родом из Фредрикстада, если она правильно помнит. Еще одна городская знаменитость.
Мужчина открыл перед ней дверь-купе в соседнюю комнату. Она была слабо освещена, внутри стояли четыре клетки с решетчатыми дверцами.
Собака в первой клетке была крупной немецкой овчаркой с серым носом и пустым взглядом. Она сонно повела глазами и снова опустила морду на лапы.
Собака, которую команда станции «Фальк» успела окрестить Дрилло, находилась в нижней клетке. У нее был мрачный взгляд, она следила за каждым их движением. Ее глаза были как будто из стекла, они смотрели сквозь них и в то же время прямо на них.
Лине подошла вплотную к решетке. Собака встала и спокойно подошла к ней. Лине положила ладонь на решетку. Собака посмотрела на нее, принюхалась, но хвостом не завиляла.
Мужчина подошел к ней сзади.
– Хотите зайти внутрь?
Не дожидаясь ответа, он открыл щеколду на дверце. Лине зашла внутрь. Собака села и спокойно смотрела на нее.
– Привет, – поздоровалась Лине и почесала собаке подбородок. Потом подняла ей уши и осмотрела их.
– Вы не знаете, собака чипирована? – спросила девушка, повернувшись к мужчине в комбинезоне.
Тот улыбнулся уголком рта.
– Кажется, об этом еще никто не успел подумать, – ответил он и подошел к шкафу. – Был у нас тут где-то прибор.
Однажды, еще до того, как Лине стала криминальным репортером, она написала статью о способах идентификации собак. Существовало два способа. Можно было сделать татуировку на внутренней стороне уха или идентифицировать собаку электронным способом с помощью микрочипа, который ветеринар вводил шприцом в левую часть шеи или прямо над левую лопатку. Электронный чип содержал регистрационный номер. Его можно было найти в интернете и таким образом установить личность владельца.
– Вот он, – сказал мужчина и вытащил аппарат, похожий на сканер штрихкодов, которыми пользуются кассиры магазинов.
Лине попыталась нащупать микрочип под кожей собаки, но не нашла его.
Мужчина подошел к ней и провел считывателем вверх-вниз вдоль собачьей шеи. Прибор издал короткий звук, и на дисплее возник номер из пятнадцати цифр. 578097016663510.
7
– Оставь, – попросил Вистинг.
Сюзанне стояла, наклонившись над дальним столиком, и собиралась задуть последнюю свечку, когда Вистинг остановил ее. Женщина вопросительно посмотрела на него.
– Присядь-ка на секундочку, – попросил он и подошел к столу.
Сюзанне непонимающе посмотрела на него, но села. Пламя стеариновой свечи осветило ее лицо. В ее ореховых глазах вокруг зрачков играли кремниево-серые всполохи; они улавливали свет, как кристаллы кварца.
Вистинг закрыл глаза и сосредоточился, потом сел напротив. Когда Сюзанна поступила так же, как паромщик с Гудзона, Вистингу показалась, будто она уплыла от него. Открыв кафе, о котором она так долго мечтала, она будто стала другой женщиной, не той, которую он впустил в свою жизнь раньше. Теперь ее никогда не было рядом. Кафе стало для нее важнее всего, отнимало все время. Оно было открыто шесть дней в неделю, по двенадцать или четырнадцать часов в сутки. Сюзанне вложила в кафе бо́льшую часть денег, оставшихся после того, как она продала свой дом и переехала к Вистингу. Однако главным вложением было время. У Сюзанне были помощники, но она почти все делала сама, в том числе занималась уборкой и бухгалтерией. Когда они съехались, Сюзанне заполнила пустоту, возникшую после гибели Ингрид
[9]. Сейчас пустота понемногу возвращалась, у них редко находилось время поговорить. В основном – недолго, после закрытия, как сейчас.
Вистинг вытянул руки над столом и сплел свои пальцы с ее, не зная, с чего начать. Дело Сесилии по-прежнему не давало ему покоя, но он редко об этом говорил.
– Семнадцать лет назад пропала девушка по имени Сесилия Линде, – начал он.
– Я помню эту историю, – перебила Сюзанне и оглядела пустое кафе, словно куда-то торопилась. – Я как раз переехала сюда. Она была дочерью Йоханнеса Линде.
Вистинг кивнул. Йоханнес Линде был активным инвестором и бизнесменом. Он обрел известность, когда создал свою марку одежды в середине 80-х. Среди молодежи каждый второй ходил в мешковатом свитере его производства. Дочь Йоханнеса была моделью и позировала для многих рекламных плакатов.
