– Да, ты права. Я поговорю с ним. Когда будешь дома?
– В половину третьего из Стремстада в Сандефьорд отходит паром. Надеюсь на него успеть. Тогда буду дома к шести.
– Хорошо. Езжай осторожно.
Вистинг поставил чашку на кухонный стол и прекратил разговор, не дослушав Лине. Он кое-что заметил. Перед ними на столе лежала желтая кассета. «АГФА», такая же, как та, которая в плеере Сесилии, но на этой толстым черным маркером было написано имя Вистинга.
Он поднял ее и осмотрел. Его имя было написано черным на обеих сторонах. Тут же телефон зазвонил снова. На этот раз Хабер.
– Подтвердилось, – сказал он. – Письмо о твоем отстранении и конверт для улики А-3 держал в руках один и тот же человек. И это не ты. Твои отпечатки я тоже проверил.
Хотя кассета, которую Вистинг держал в руках, смущала его и приглушала радость, он был очень доволен этим подтверждением. Семнадцать лет назад Аудун Ветти был полицейским уполномоченным с большими амбициями. Мужчина, который спешил далеко пойти. Дело Сесилии простаивало без конкретных, надежных улик и могло затормозить его карьеру.
– Однако это все равно ничего не доказывает, – продолжил Финн Хабер. – Я, конечно, ни разу не видел его у себя в лаборатории, но он ведь сумеет придумать историю, объясняющую, откуда на конверте его отпечатки.
– Я позабочусь, чтобы он не ускользнул, – заверил его Вистинг, по-прежнему не отрывая взгляда от желтой кассеты. – Ты все задокументировал?
– Все сфотографировано, – подтвердил Хабер. – Нужна только запись Ветти в дактилоскопическом регистре.
Вистинг отвечал невпопад и едва понимал, что говорит криминалист на пенсии.
– Я могу еще что-нибудь для тебя сделать?
– Нет, все отлично. Лучше, чем отлично.
Он еще раз поблагодарил Хабера за помощь и отложил телефон. Потом отнес кассету в спальню на втором этаже. Сюзанне крепко спала. Он присел на корточки возле кровати, положил руку на ее обнаженное плечо и слегка потряс его.
Она медленно проснулась, потянулась и, сонная, повернулась к нему.
– Привет, – сказал Вистинг и показал ей кассету. – Ты не знаешь, откуда это взялось?
Сюзанне потерла глаза, причмокнула, чтобы смочить пересохший рот.
– Кто-то из посетителей оставил вчера на барной стойке, – ответила она и поправила одеяло. – Попросил меня отдать кассету тебе. Сказал, что это важно.
Вистинг шумно выдохнул через нос и поднялся с корточек.
– Что случилось? – спросила Сюзанне.
– Да ничего, – ответил он. – Эта кассета – от Рудольфа Хаглунна.
Сюзанне села на кровати.
– От убийцы?
Вистинг кивнул.
– Он вчера был в твоем кафе.
– Но… – начала Сюзанне, глядя то на желтую кассету, то на Вистинга. – Что на ней?
– Я пока не знаю, – ответил он и пошел к двери. – Поспи еще, а я пойду пройдусь.
Плеера у них дома не было. Когда Томас восемь лет назад ушел в армию, он взял с собой их плеер. Ни он, ни плеер домой пока что не вернулись. Чтобы послушать кассету, Вистингу пришлось ехать в летний дом.
Дороги были еще мокрые. Повсюду на асфальте были большие лужи. Брызги взлетели вверх, когда он проехал по луже, не притормозив.
У самого побережья воздух был еще влажнее. Море все еще было покрыто белой пеной, хоть ветер и утих.
Он вошел в дом, остановился и осмотрелся, но никаких признаков посещения его посторонними не было. Последней тут была Лине. Она вымыла чашки и аккуратно разложила документы по делу Сесилии на столе в гостиной.
Старый кассетник стоял на полке под окном. Он поставил его на подоконник и вставил кассету стороной А. Потом нажал Play
[25].
Сначала он услышал шум, как будто кто-то шел, шурша одеждой. Потом голоса. Двое человек поздоровались. Они назвали друг друга по имени. Йермунд и Рудольф. Рудольф Хаглунн.
Вначале больше говорил первый. Он поблагодарил Рудольфа Хаглунна за то, что тот нашел время для встречи, и поинтересовался, многие ли другие пытались с ним связаться. Хаглунн ответил утвердительно, и Йермунд спросил, не будет ли тот против, если он запишет их разговор на кассету.
Это было интервью. Рудольф Хаглунн прислал ему запись своего интервью для газеты.
Журналист сказал, что им нужны новые фотографии и что придет фотограф. Хаглунн, должно быть, просто кивнул в знак согласия, потому что разговор продолжился, но вскоре был прерван женщиной, которая подошла к ним принять заказ. Хаглунн заказал хорошо прожаренный стейк, а журналист – рыбу. Хаглунн попросил официантку принести колу, а журналист – минеральную воду «Фаррис».
Вистинг знал только одного журналиста по имени Йермунд. Йермунда Хюльквиста из «Дагбладет». Это был опытный криминальный репортер, часто использовавший дружеский тон и полностью отдававший себя делу, чтобы достигнуть желаемого.
На записи он называл Хаглунна по имени и постоянно повторял, как он благодарен ему за возможность взять интервью.
– Вы хорошо работаете, – сказал Хаглунн. – Мне нравится, как вы пишете. Придерживаетесь фактов. Вот что мне понравилось, когда вы писали об этом деле семнадцать лет назад.
– Приятно слышать.
– Вы не просто придерживались фактов, но и новости сообщали первым.
– Главное – иметь широкую сеть контактов, – объяснил Йермунд Хюльквист. – Хорошие источники.
– В полиции?
– Там тоже. В нужных местах.
Вистинг сделал погромче. Именно Йермунд Хюльквист и «Дагбладет» раскрыли то обстоятельство, что полиция располагала записью, на которой Сесилия Линде рассказывала, что с ней случилось и где ее держат.
Заскрипел стул.
– Я не заинтересован в интервью, если человек, ответственный за то, что меня осудили, – это ваш контакт в полиции, – сказал Хаглунн, заметно сердясь.
– Это не Вистинг, – сказал журналист. Его голос был низким и напряженным. – Гораздо выше.
– Прокурор?
– Скажем так: этот человек сейчас исполняет обязанности начальника полицейского управления.
Хаглунн придвинул стул обратно к столу.
– Сотрудничество с прессой приносит плоды, – продолжил журналист голосом, смягчившимся оттого, что его собеседник раздумал уходить.
Разговор продолжался, но Вистинг не слушал. Журналист сделал все, что можно было сделать, не называя напрямую имя своего источника. Однако это было весьма прозрачный намек на то, что сведениями его снабжал Аудун Ветти.
75
Роальд Вистинг был человеком деятельным. Выйдя на пенсию после работы врачом в больнице, он занимал должности в разных обществах и объединениях. Его плотное расписание вкупе с занятостью Вистинга было виной тому, что отец и сын виделись не чаще пары раз в месяц, хотя оба жили в Ставерне. Когда Ингрид была жива, отец каждое воскресенье приходил ужинать. Сейчас они иногда встречались за чашкой кофе в «Золотом покое».
