И теперь его женщина лежит в земле, точно обыкновенное животное. В рот набилась грязь, кожа поблекла. К чему было проводить так много времени вместе, если все должно было закончиться вот так. Мартин присел на большой белый камень. Десятки чаек с криком метались по небу, будто ожидающему, когда его запечатлеет кисть художника; в подернутой дымкой дали вырисовывались очертания сухогруза, державшего курс на Францию. Он, как и обещал, отправил эсэмэску своей подруге Камилле, в которой предупреждал, что, вероятно, скоро к ней приедет девушка по имени Кейт, и просил приютить ее на время, если у нее есть такая возможность. Убрав телефон, он наполнил легкие насыщенным йодом воздухом с моря. Кругом колыхались травы на холодном ветру.
Он почувствовал, что она тоже здесь, еще до того, как и правда ее увидел. А когда повернул голову, его лицо озарилось. Шарлотта пришла к нему – сидела совсем рядом и смотрела на море. Совершенная красота. Как прежде. Мартин любовался ею, не смея подойти ближе и испугать чарующее видение. Она казалась такой умиротворенной. Только вот догадывалась ли она, что он тоже здесь, совсем рядом? Он провел кончиками пальцев по ее влажной коже, поправил прядку волос. Но едва ему захотелось попросить у нее прощения, как она исчезла. Пустота, которую он тут же ощутил, казалась бесконечно глубже той, что простиралась у него под ногами. Устремив взгляд в сторону горизонта, он решительно встал.
Готовый перенестись на другой берег. Оказавшись там, он отыщет ее непременно. Мартин сделал глубокий вдох, закрыл глаза. И двинулся, не останавливаясь, вперед – к краю скального отвеса. Там, сотней метров ниже, грохотали волны.
Клеман
Там, сотней метров ниже, грохотали волны. Клеман Брекур с трудом разомкнул веки и сквозь слипшиеся еще ресницы разглядел грязную синеву моря, простиравшегося вдаль, насколько хватало глаз. Прохладный воздух хлестал его по лицу, прогоняя последние остатки сна. Он почувствовал, что руки у него стянуты веревками, как и лодыжки. Не понимая, что с ним, он задергался, силясь освободиться от пут, но они оказались уж больно крепкими. Он перевалился на бок, что стоило ему, наверное, последних сил: мышцы до того окаменели, что казалось, его накачали какой-то дрянью. Накачали дрянью.
Вот почему он совсем не помнит, как очутился здесь и как и за что его связали по рукам и ногам. Небо отливало тускловатым блеском, но даже этот слабый свет жег ему глаза. Он повернул голову в сторону суши – и заметил свою машину, стоявшую чуть поодаль, метрах в двадцати. Багажник был открыт, в нем копалась какая-то женщина. Лица ее было не разглядеть. Когда же он попытался рассмотреть ее фигуру, взор у него затуманился, а затылок пронизала жгучая боль. Заметив, что он очнулся, женщина закрыла багажник и направилась к нему со здоровенной сумкой в руках.
– Кто вы такая, черт возьми? – сиплым голосом спросил Клеман. – Как я здесь оказался? Не говоря ни слова, она швырнула сумку к его ногам. С виду ей было лет сорок, волосы жесткие и черные – до плеч, одета в коричневую куртку и джинсы. Клеман заметил у нее под правым глазом шрам, похожий на след от ножа. Раньше он никогда ее не видел – уж такое лицо ему бы непременно запомнилось. – Да скажите же, черт вас подери! – крикнул он и задергался. – Я совсем не тот, кто вам нужен… проклятье, вы дали маху! Женщина закурила сигарету и сжала пальцы в перчатках, наслаждаясь скрипом кожи. – Твоя подружка? – спросила она, тыча ему в нос маленькую фотокарточку, которую достала у него из бумажника.
– Да, – несколько удивившись, ответил он. – Как ее зовут? – Хлоя. – Миленькое имя для миленькой девушки… И давно вы вместе? Кругом ни одного человеческого жилища, ни одной дороги, откуда их могли бы заметить. Пропащий мужчина у черта на рогах. – Я задала вопрос, Клеман, и советую не тянуть с ответом.
– Год. – Тогда это серьезно. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, как далеко ты способен зайти в любви? Клеман молчал, недоумевая, к чему она клонит. – Не хочешь отвечать? Или просто не знаешь? Зато я, если б ты меня спросил, сказала бы, что способна на все что угодно… Она показала ему другую фотографию – потрепанную, черно-белую. – Сержу, и без сожалений. На фото она была изображена в обнимку с мужчиной, которого он тотчас узнал. Серж Зариски. Он опустил глаза с таким чувством, будто его шарахнули обухом по голове. – Так тебе по-прежнему нечего мне сказать? Теперь он понял, в чем дело. Ему нужно было время, чтобы как следует обдумать ответ. Она прекрасно знала о его связях с Сержем, иначе ни за что бы не рискнула тащить его сюда, – отпираться было бессмысленно. – Послушайте, если это касается того, что случилось с Сержем, я тут ни при чем! Она влепила ему такую пощечину, что он упал навзничь, уткнувшись голыми локтями в кроваво-красную гальку. – Со мной такие игры не проходят – боюсь, моего терпения хватит ненадолго. – Что? Чего вам нужно? По-вашему, это я его укокошил?
– Да, ты, я знаю! И вот пришло время расплачиваться за содеянное – надеюсь, ты еще будешь в сознании, когда твоя милая мордашка разобьется вдрызг там, внизу! В ужасе он снова задергался, но без толку. Сковано было только его тело – не голос. Он, что было мочи, закричал, взывая о помощи, но ветер подхватил его крик и унес далеко в море. – Не теряй время, – сказала она, упершись шпилькой сапога ему в грудь. Дорога закрыта, так что сюда вряд ли кого еще занесет. Клеман, обессиленный, почувствовал, как у него на глаза наворачиваются слезы, и отвернулся в сторону. Если ему удастся высвободиться, тогда она сама слезами умоется. – Серж мне все рассказал, – продолжала она.
– Про твои темные делишки с наркотиками, про кровь, которая на руках у тебя и твоего дядюшки. Ты не хуже меня знаешь, что он собирался донести на вас легавым. И вот, когда я смотрю тебе в глаза, мне не дает покоя один вопрос: отчего же он так тебя боялся?.. С отвращением на лице она опустилась на колени рядом с ним. – Только ты не знаешь, что мы собирались все бросить и уехать, вдвоем, – не одну неделю готовились. Потом этот телефонный звонок – и все пошло к чертям собачьим… Следаки здорово облажались – не осталось ни малейшей надежды, что ты за все поплатишься. А смириться с этим я просто не могу. Она наклонилась и схватила здоровенный черный камень, очень острый.
– Ты знаешь, Клеман, что такое настоящая боль? Тебе самому хоть раз в жизни было по- настоящему больно? Потеряв дар речи, дрожа на холодном ветру, дувшем с моря, он не сводил глаз с камня. Она чокнутая – такую не уговорить. И все же надо найти способ, как выпутаться из этой передряги. Женщина задрала ему майку до плеч, провела острием камня по его груди. И, прежде чем он успел выдавить хоть слово, она со всего маху всадила камень ему прямо в живот. Клеман взвыл и завалился на бок. Его пронизала невыносимая боль – ему казалось, что она лупит его камнем без передыху, а он только мог сплюнуть на гальку. Женщина застыла на фоне синего неба и рассмеялась, перемежая смех угрозами. Потом она схватила его за подбородок и повернула лицом к себе, желая вдоволь насладиться его слезами. – Это всего лишь физическая боль, – проговорила она, взгромоздясь на него сверху и зажав бедрами.
– Она несравнима с тем, что я испытываю по твоей милости, уж ты мне поверь. И все же это единственная боль, которую я могу тебе причинить… Поначалу Клеман не мог пошевелить ни ногой, ни рукой – воспользовавшись его неподвижностью, она подняла его веко на правом глазу и поднесла камень острием прямо к зрачку. Клеман, взвыв, мотнул головой, и она схватила его за волосы, вынуждая лежать смирно. – Так ты и дальше намерен играть в молчанку? – спросила она, нацелив острие камня в глаз. – Ладно, проклятье! Да, я знал, Серж собирался соскочить, но я его не убивал! Меня там даже не было, я появился потом. Женщина ничего не сказала – как видно, была удивлена. – Ты что, издеваешься? – Нет, клянусь, так оно и есть!
