Это признание непонятно почему привело Франсуа в замешательство, а Катрина заметила:
— Однако вы не слишком словоохотливы.
И неожиданно, пожелав ему спокойной ночи, она рассталась с ним. Однажды вечером, когда Катрина точно так же велела Франсуа не провожать ее дальше, он прошел следом за ней до ее дома и с улицы стал следить за окном комнаты, которую, как ему казалось, занимала Катрина. Там горел свет, но вот он погас, и через несколько мгновений дверь дома приотворилась, и из нее выскользнула женщина. Франсуа сразу же узнал в ней Катрину.
Он окликнул ее, подошел и поинтересовался:
— Куда это вы?
— Куда мне угодно, — услышал он в ответ.
— А точней?
— Пойдемте со мной и узнаете.
— Идти с вами? Нет уж, благодарствую. У меня нет ни малейшего желания.
— Как угодно, — улыбнулась Катрина. — Тогда извольте меня отпустить.
Франсуа держал ее, она хотела высвободиться, полагая, что он отпустит ее, однако он не разжал рук и тихо процедил сквозь зубы:
— Вы никуда не пойдете. Можете быть уверены. И не пытайтесь вырваться. Я вас держу.
— Как хотите, — пожала плечами Катрина. — Если вам так нравится… хотя… держать меня? Зачем?
— А затем, — внезапно охрипшим голосом пробормотал Франсуа, — чтобы вы стали моей.
— Вот как? — удивленно и несколько презрительно протянула Катрина. — Наконец-то вы решились.
Пристыженный, Франсуа стал объяснять:
— Я люблю вас, а вовсе не Марту. Послушайте, Катрина, я ненавидел вас из-за того, как вы вели себя, но сейчас… сейчас я не знаю… К кому вы так торопились?
— К… любовнику.
— Кто он?
Катрина отрицательно покачала головой.
— И все эти ночи вы вот так же обманывали меня? — спросил Франсуа.
— Обманывала вас? — удивилась Катрина. — Не будьте глупцом. Отпустите меня, — приказала она после недолгого молчания. — Вы делаете мне больно.
После секундной нерешительности Франсуа медленно разжал руки.
— Пожалуйста, — нехотя выдавил он. — Я подчиняюсь. Теперь вы вольны уйти или остаться. Вы свободны.
— Да, — кивнула Катрина и отпрянула от Франсуа. — Я знала, что вы послушаетесь меня. Забавно. Но может, так оно и лучше.
— Почему?
— Потому что, если я с вами останусь, с нами обязательно приключится какая-нибудь неприятность.
Произнеся это, Катрина бросилась бежать и через мгновение исчезла в темноте, прежде чем Франсуа пришел в себя от удивления и успел преградить ей дорогу.
— Ну и ну, — покачал головой школяр. — От нее я узнал о женщинах во сто крат больше, чем от всех остальных. Дурак тот, кто, держа женщину в объятиях, слушается ее.
Он был взбешен тем, что Катрина провела его и посмеялась над ним, и поклялся подкараулить ее и доказать, что урок ему пошел впрок. Но Катрина не показывалась. Напрасно он ночами торчал под дверью ее дома, бродил, точно тень, по улице, посматривая направо, налево, прислушиваясь к любому шуму, вглядываясь в окна, а с рассветом плелся к себе домой, так и не обнаружив ничего, что могло бы объяснить ее поведение. Бедняга школяр коченел от ноябрьских холодов, а в иные ночи измокал до нитки, но ни холод, ни проливной дождь не могли прогнать его с поста. Однажды ночью Франсуа, продрогшего от северного ветра, что продувал насквозь эту узкую улочку, вырвал из размышлений топот множества ног. Это оказались школяры. Сжимая в руках кто кинжал, кто палку, они бежали сломя голову, колотили по ставням лавок, выкрикивали проклятия и угрозы.
— Куда вы? — поинтересовался Франсуа.
Ему крикнули:
— У нас забрали «Говеху черта», и мы идем вернуть камень назад.
— А кто забрал?
— Мэтр Безон из Шатле.
— Ну-ну, — протянул Франсуа. — Коль вы решили потягаться с ним, смотрите, как бы не попасть к нему в тюрьму.
— Мы вооружены, — ответил ему юный школяр, совсем еще мальчик.
— А камень сейчас находится во Дворце правосудия, — сообщил другой, — так что взять его оттуда не составит труда.
— Вы уверены?
— Еще бы!
— В таком случае желаю удачи! — крикнул им вдогонку Франсуа.
Марта, которой Франсуа поведал о своей страсти к Катрине, очень развеселилась. Но она притворилась, будто сочувствует ему, а потом, как истинная женщина, стала уверять Франсуа, что Катрина, прежде чем принадлежать ему, хочет его испытать.
С приходом весны Франсуа в поисках Катрины бродил по кладбищу Вифлеемских младенцев или по стрельбищному валу у Нотр-Дам, куда парижане обычно приходили посмотреть, как лучники упражняются в стрельбе в цель или как ловко орудуют битами игроки в мяч. Он уныло оглядывал прохожих и все пытался найти ответ на вопрос, почему Катрина перестала выходить на прогулки. В эти первые весенние дни было еще прохладно, но солнышко пригревало, и в Париже было очень приятно. Крыши из ардуазского шифера в солнечном свете казались лакированными, а небо было голубое — того голубого цвета с легким сиреневатым оттенком, какой бывает у цветов барвинка, и чуть-чуть окутано дымкой испарений, которые к вечеру собирались в облака. Марта и Перне иногда натыкались на Франсуа, сидящего в полном одиночестве на камне за монастырем, и останавливались перекинуться с ним словом-другим. А бывало, его узнавали знакомые девки; проходя мимо, они окликали его, улыбались, приглашали с собой, смеялись над его унылым видом, но Франсуа, погруженный в свои мысли, продолжал сидеть с отсутствующим видом, не отвечал им, не обращал внимания на насмешки.
Антуан тоже любил погреться на солнышке, и приходил иногда прогуляться в эти места, столь любимые парижанами, откуда открывался вид на сверкающую ленту Сены, ее зеленые берега и дома, окружающие Гревскую площадь, но он уже не имел на Франсуа того влияния, что прежде. И когда он останавливался около школяра и любезно осведомлялся о его самочувствии, тот в отчет молчал или же тряс головой, притворяясь, будто наблюдает за лучниками, которые на зеленом лугу пускали стрелы в высокий шест, увенчанный пучком зеленых веток.
— Ты лишился рассудка, — говорил Антуан, не понимавший, как можно столь бессмысленно проводить время. — Идем со мной. Я как раз получил анжуйское.
— А Марго? — спрашивал Франсуа. — Она же даст мне от ворот поворот.
— Да нет же. Она по-прежнему расположена к тебе. Когда вы втроем с благородным Перне де ла Барром и дамой, которую он сопровождал, как-то проходили мимо нашего заведения, она хотела подать тебе знак. Правда, правда. Я удержал ее.
— А с чего она решила подать мне знак?
— Да она ревнует, — объяснил Антуан, скорчив приличествующую такому объяснению физиономию и теребя край своего фартука. — Я же это вижу. И весь тот день она только и делала, что ворчала и ругалась. Уж поверь мне. Я-то знаю, как это бывает. Пойдем, право! Вместо того чтобы торчать тут, глазея на этих ленивых и неумелых лучников, на содержание которых с нас дерут такие подати, и есть себя поедом, пойдем к нам. Увидишь, тебе будет оказан прием, как принцу. Ну что? Ты решился?
