— Пока нет, — ответил Франсуа.
И тем не менее он неожиданно вскочил, так как увидел среди людей Катрину и показал ее Антуану.
— Что? — удивился Антуан. — Это из-за нее ты тут торчишь?
— Да, — чуть охрипшим голосом ответил Франсуа. — А теперь уходи.
— Она вовсе не такая уж красавица.
— Она больше, чем красавица, — отрезал Франсуа.
Однако Катрина была не одна, и приветствие, которым она ответила на поклон школяра, показалось ему настолько сдержанным и холодным, что, похоже, она сама поняла это, спохватилась и с улыбкой осведомилась:
— Вы по-прежнему сердитесь на меня?
— Ничуть, — ответил Франсуа.
— Ах вот как! — небрежно бросила она. — А я-то решила, что да. Не видя вас больше, я заключила, что вы сердиты на меня.
Франсуа молча стоял и любовался ею. На ней было длинное платье с узкими, обтягивающими рукавами, отделанными у запястий тонкой полоской меха; вырез корсажа был тоже отделан таким же мехом, который подчеркивал нежную белизну ее груди.
— Сердит? — немножко смущенно переспросил Франсуа. — Что ж, у меня были для этого основания.
Катрина схватила его за руку, сжала ее и воскликнула:
— Я запрещаю вам обижаться на меня!
Затем, как бы в оправдание этого порывистого жеста, она потащила Франсуа к своим друзьям и представила его.
— О! Да мы же вас знаем, — заметил один из них, который бывал у Амбруазы де Лоре и принадлежал, как и большинство бывших здесь изысканных молодых людей из хороших родов, к близкому окружению прево. — Вы, сударь, сочиняете стихи.
Второй молодой человек добавил:
— И очень хорошие стихи.
Франсуа поклонился в знак благодарности.
— О да, — произнес молодой священник с бородой. — Небезызвестная баллада о толстухе Марго принесла известность ее автору. — Он повернулся к Катрине и пояснил: — Правда, это весьма непристойная и грубая баллада.
При этом он бросил взгляд на руку Катрины, которая все еще продолжала сжимать ладонь Франсуа, и лицо его приобрело жесткое, враждебное выражение.
— Вы так считаете?
— Да, именно так, — подтвердил священник. — Дабы восславить толстуху Марго, которая содержит заведение неподалеку отсюда, этот ее галантный кавалер, — и он указал на Франсуа, — не упустил ничего.
Франсуа улыбнулся.
— Перестаньте смеяться! — гневно бросил ему священник.
— Сермуаз! — укоризненно произнесла Катрина.
— Оставьте! — с раздраженным видом ответил он ей. — Это ваша вина, вы льстите ему, чтобы он насмехался надо мной. Вас это забавляет. Ну что ж, я знаю, что мне нужно сделать. Прощайте!
— Всего доброго, — кивнул ему Франсуа. — Вы вправду уходите?
— Мы еще увидимся! — бросил ему Сермуаз, резко повернулся и удалился.
Его раздражение и внезапный уход изрядно развеселили друзей Катрины, не говоря уже о Франсуа; он чувствовал себя победителем и торжествовал.
— У этого священника дурной характер, — заметил он. — Кто бы мог подумать, что он так разозлится? Ей-богу, он глуп.
Гордый своим успехом, Франсуа уже был уверен, что обрел право на Катрину, но та внезапно взяла под руку одного из молодых людей и попросила:
— Робер, пожалуйста, проводите меня к игрокам в мяч.
Я хочу вблизи посмотреть на их игру, а потом мы с вами пройдемся по реке.
Франсуа побрел за ними. Видя, как непринужденно Катрина опирается на руку его соперника, он внутренне кипел. Может, она это делает нарочно, чтобы подразнить его? Вийон ненавидел ее. Он страдал. У него возникло желание, ни с кем не попрощавшись, бежать как можно дальше от этой женщины, которая испытывала злое наслаждения, показывая ему, что он ничего для нее не значит, и смеялась вздору, который нес Робер, притворялась, будто обмирает от страха, жеманилась, вскрикивала.
Внезапно остановившись, Франсуа какое-то мгновение стоял в раздумье, потом повернулся и, понурив голову, медленно пошел обратно.
А вокруг на травке обнимались парочки. Девицы улыбались кавалерам, строили глазки в надежде подцепить кого-нибудь. В прозрачном воздухе слышались удары бит по мячу, а иногда и совершенно явственный свист пущенной лучником стрелы. На лугу ворковали голуби, они ходили парами, а потом вдруг взлетали, механически взмахивая крыльями. Сена сверкала, как зеркало. Продавцы пышек и вафель зазывали покупателей, а солнце, уже склоняющееся к закату, заливало медно-багряным светом прогуливающихся людей, башни собора Нотр-Дам, стены и крыши домов, окрашивая вечер в красноватые цвета.
— Антуан был прав, — со страдальческой улыбкой пробормотал Франсуа, — и вот я наказан за то, что не поверил ему. Но мог ли я думать, что меня ждет такое коварство?
Дойдя до монастыря, школяр вопреки себе обернулся и стал высматривать Катрину в толпе; он обнаружил ее сидящую между двумя молодыми людьми. Глаза Франсуа затуманились. Он повернул налево и скоро оказался перед заведением толстухи Марго.
— Значит, все-таки вернулся? — воскликнул Антуан, вышедший подышать свежим воздухом.
Франсуа молча кивнул.
— Так заходи! — пригласил кабатчик.
Он кликнул Марго, и она бросилась к поэту и заключила его в объятия.
— Чего ты хочешь? — спросил Франсуа.
— Ничего, — ответила Марго. — Садись. Ну что ты стоишь? Сядь! Узнаешь знакомые места?
Франсуа кивнул и пробормотал:
— Я совершил ошибку. Не надо мне было бросать тебя.
Осмотревшись и увидев Колетту и Жаннетон, которые, сидя за столом, попивали вино, Франсуа сдержанно поздоровался с ними и вполголоса спросил у Марго про Колена.
— Его сейчас нет в Париже, — сообщила Марго.
— А Ренье?
— Ренье? Он приходит почти каждый вечер.
— Это хорошо, — промолвил Франсуа. — Он, по крайней мере, знает, чего хочет, тогда как я…
Винный запах, доносящийся из погреба, куда спустился Антуан, похоже, привел его в себя. Франсуа взглянул на Марго, зевнул, потер лоб ладонью, вздохнул и пробормотал, словно внезапно пробудясь от долгого, тяжелого сна:
— Я чувствую себя гораздо лучше. Смотри-ка, я прямо ожил. Все хорошо, все на своем месте, и ты, Марго, рядом со мной, как когда-то…
Он испытывал странное чувство. И сама эта зала, и девки, сидящие за столом, его бывшая любовница, Антуан постепенно вызвали из памяти воспоминания, которые, как казалось ему, давно уже забыты. От внезапно нахлынувшего волнения на глаза у него навернулись слезы. Однако Франсуа удалось овладеть собой, а тут как раз Антуан поставил на стол кувшин со знаменитым анжуйским, и школяр предложил ему:
