— Может, выпьешь с нами, Антуан?
Тот не заставил долго себя упрашивать и, учтиво поблагодарив Франсуа, разливавшего вино, поднял кружку, чокнулся со школяром, выпил и причмокнул языком.
— О-о! — протянул Франсуа, отведав глоток. — Какое вино! Оно создано, чтобы помочь нам забывать женщин.
Марго покачала головой и заметила:
— Это смотря каких.
— Верно, — согласился школяр. — Есть женщины и женщины.
И тут он увидел грязную старуху с морщинистым испитым лицом, которая уже некоторое время стояла в дверях, не осмеливаясь войти, поманил ее рукой и в шутку объявил:
— Вот она нам все и растолкует.
— А-а! Она в этом разбирается получше нас, — заметила Марго.
— Кто это?
— Да ты должен знать ее. Мадлен, по прозванью Оружейница
[25]. Во всяком случае, она утверждает, что была ею.
Старуха несмело приблизилась к столу. Франсуа со смехом спросил у нее:
— Чего стоит лучшая из женщин?
— Того же, что и мужчина.
— И все-таки?
— Она не стоит ничего, когда наступит старость, и она станет такой, как я. Посмотри на меня! И не смейся надо мною, красавчик, ведь если в былые времена я была прекрасна и меня любили за мою красоту, что мне остается теперь, кроме как жаловаться всем на то, что от моей красы не сохранилось ничего и я высохла, сморщилась, обнищала?
— Да, — хохотнул Франсуа, — не так уж много.
— Меньше, чем ты думаешь, — всхлипнула старуха. — Совсем ничего. Вот ты сидишь тут, молодой, красивый, и будь это раньше, я пустила бы тебя к себе в постель, как пускала клириков, купцов, священников, да мало ли кого еще. А сейчас на что я годна? А ведь у меня был муж, похожий на тебя, но он уже тридцать лет как скончался. Он обманывал меня. Поколачивал. Да что говорить, все мужчины сделаны из одного теста.
— Ну ты скажешь! — буркнул Антуан. — Ври да не завирайся.
— Оставь ее, — бросил ему Франсуа.
Старуха искательно улыбнулась, а когда Антуан, поскольку ему надоело слушать ее, встал и направился к клиенту, вокруг которого собрались девки, поспешно проговорила:
— Подай, красавчик, ради Христа. Подай, пока тут нету толстяка. Я хоть поем чего-нибудь.
Но раздраженная Марго бросила ей:
— Ишь чего! Нам только не хватало кормить тебя. А ну пошла отсюда!
Старуха, сжавшись, вышла из кабака, но Франсуа все-таки успел сунуть ей тайком под столом те несколько монеток, что были у него в кармане.
Глава XI
Несколько месяцев Франсуа, пытаясь забыть Катрину, в которую, как ему верилось, он был влюблен, приходил к толстухе Марго, обретя прежние привычки, и всем казалось, что он доволен возвратом к прежней жизни, но сам он не чувствовал былого задора. Он заявлялся в кабак, садился за стол, и сидел, опершись подбородком на руку, и ничто не доставляло ему ни радости, ни удовольствия. Даже Марта стала для него неприятна. Он больше не заглядывал к ней. Не показывался он и на приемах у Амбруазы де Лоре: от одной мысли, что ему придется оказаться в своей жалкой одежде клирика среди множества богатых молодых людей, у него портилось настроение и становилось противно смотреть на себя. Чуть ли не целыми днями, запершись у себя в комнате, бедняга Франсуа предавался унынию, а когда ему становилось невмочь отчаиваться, пытался искать утешения в учебе, однако помощи от книг было мало. Прогрустив весь день, он отправлялся к Марго. Что бы он делал без нее? Как отвлекался бы, хоть иногда, от мыслей о Катрине? У него не было выбора, и он заставлял себя быть счастливым, когда наблюдал у Марго за маневрами трех девиц, и уверял себе, что здесь ему рады.
В эти весенние вечера окна за закрытыми ставнями оставались распахнутыми, и все звуки улицы слышались в зале так же отчетливо, как будто ты сидишь не в кабаке, а на мостовой. Вот прошла дозором ночная стража, вот, пошатываясь, бредет пьяный; случалось, и влюбленный распевал серенаду под чьим-нибудь окном. А однажды около полуночи прибежал Ренье, постучал в ставню и потребовал открыть дверь. Похоже, он был с друзьями, потому что на улице раздавался смех еще по крайней мере двух человек. Ренье продолжал стучать и звал Антуана.
Жаннетон вскочила, подбежала к двери и крикнула:
— Сейчас!
Но Антуан, задув свечи, спросил:
— Сколько там вас?
— Черт тебя подери! — рявкнул Ренье. — Быстрей открывай!
— Нет, — отвечал Антуан. — Я хочу знать.
И в этот миг на улице вспыхнула ссора между Ренье и ночной стражей. Послышались звуки ударов, звон оружия. Раздались сдавленные проклятия, чье-то тело упало на землю, удары, которыми обменивались противники, становились все стремительней. Жаннетон, точно обезумев, повторяла, обращаясь к Антуану:
— Ради Бога! Впустите Ренье!
Франсуа напряженно прислушивался.
Жаннетон крикнула школяру:
— Чего ты сидишь? Почему не поможешь мне?
— Понимаешь, лучше подождать, когда все кончится, — каким-то жалким голосом ответил он.
— Трус! — воскликнула девушка. — Господи, какие вы все трусы! Вы от страха за себя наделали в штаны! Ну ничего! Я расскажу Ренье, какие вы, и он отблагодарит вас.
Шум на улице внезапно утих; там остался только дружок Жаннетон, который вновь принялся колотить в ставни, звать Антуана, обещая вздуть его по первое число, если он сейчас же не откроет дверь. Впечатление было, будто Монтиньи задыхается от бешенства. Он ругался, изрыгал проклятия.
— Как! — в неистовой ярости воскликнул он, увидев Франсуа, который отворил дверь. — Ты был здесь и не вышел!
— Он наложил в штаны со страху, — объяснила Жаннетон.
— А ты отвали! — оттолкнул ее Ренье. — С тобой разговор будет потом.
И, вытерев окровавленную руку об одежду, он бросил Вийону:
— Со страху, значит? Ну-ну… Я вижу, на тебя можно положиться.
— Ренье!
— Пошел ты! — рявкнул Монтиньи.
У него оказалась глубокая рана, и Жаннетон усадила его за стол, велела сидеть спокойно и принялась накладывать повязку.
— Да пустяки это, — буркнул Ренье.
— А где твои дружки? — поинтересовался Антуан. — Куда подевались?
Марго, вышедшая на улицу проверить, не причинен ли какой ущерб, позвала:
— Сюда! Скорей!
— Что там? — спросил Франсуа.
А она кликнула мужа:
